За запретной дверью

№ 2009 / 28, 23.02.2015

Ав­густ Стринд­берг на­ря­ду с дру­ги­ми дра­ма­тур­га­ми-но­ва­то­ра­ми ру­бе­жа XIX–XX ве­ков – Че­хо­вым, Жар­ри, Фей­до, Га­упт­ма­ном – во мно­гом пре­до­пре­де­лил раз­ви­тие дра­мы на сто лет впе­рёд

Игра снов. Август Стриндберг. Королевский театр «Драматен» (Стокгольм). Режиссёр-постановщик и хореограф Матс Эк.

Август Стриндберг наряду с другими драматургами-новаторами рубежа XIX–XX веков – Чеховым, Жарри, Фейдо, Гауптманом – во многом предопределил развитие драмы на сто лет вперёд, и даже в этой пятёрке был, вероятно, первым по влиянию на дальнейшее развитие театра. Через экспрессионистов он повлиял на Брехта и весь политический и документальный театр, через сюрреалистов и театр жестокости – на абсурдистов (а на Ионеско – и непосредственно, что видно хотя бы из сопоставления уроков арифметики и логических силлогизмов в «Уроке» и «Носороге» со стриндберговской сценой урока). Даже на «Бога резни» он повлиял через О’Нила и Олби. Разве что на «Конька-горбунка» не повлиял.

«Игра снов», написанная в 1902 году, в пору душевного кризиса автора (после переломного для его творчества мистического романа «Ад»), – любимое детище великого шведа. Пьеса, написанная в форме снов наяву, грёз, представляет собой, по словам самого автора, «смесь воспоминаний, опыта, чистой выдумки, абсурда и импровизаций». Характеры здесь «расщепляются, удваиваются, умножаются, плавно переходят друг в друга, растекаются, сливаются в единое целое, сгущаются и испаряются…»

Несмотря на явные трудности в воплощении этой пьесы, предвосхитившей и экспрессионизм, и сюрреализм, она стала одной из самых востребованных спустя век, на рубеже уже тысячелетий, многократно игралась в разных театрах не только Швеции, но и других стран, особенно в США, а в Великобритании её ставили в адаптации известной драматической писательницы Кэрил Черчилл.

В последних шведских постановках – Роберта Уилсона (американского, правда, режиссёра) в Городском театре Стокгольма десять лет назад и в нынешней Матса Эка – для передачи патетических моментов, которые самим А.Стриндбергом были выделены переходом на стихотворную форму, используется язык танца. Это и неудивительно – режиссёры известны так же, как профессиональные хореографы.

Матс Эк стилизовал танцы под картину норвежца Эдварда Мунка «Танец жизни», написанную в 1899 году, за два года до издания пьесы П.Стриндберга. Среди танцующих – и счастливые в богатстве и взаимной любви, и печальные, отверженные; на заднем плане – море, городские огни. Такая стилизация как нельзя лучше подходит к содержанию произведения, с его контрастами между счастьем и несчастьем, любовью и ненавистью, жизнью и смертью, праздностью и тяжким трудом.

В пьесе выражены диалектические представления древнеиндийской философии о том, что добро всегда сопряжено со злом, а счастье – с несчастьем, что самый блаженный миг заключает в себе печаль, потому что в блаженстве уже зарождаются ростки гибели… То и дело Агнес восклицает: «Жаль людей!».

Ещё один мотив в пьесе – бесплодность поисков истины. Это метафорически выражено в наглухо запертой двери, которую отпирают после гротескной дискуссии ученых мужей – ректора и деканов четырёх факультетов университета, закончившейся дракой. Оказывается, за запертой дверью ничего не было, – пустота.

Разумеется, спектакль можно было ещё улучшить – быть может, разнообразить темп. Можно было отчетливее показать дряхление Офицера, острее обыграть революционные речи Носильщиков угля (Иван Аузели и Сталле Ареман). Не совсем ясно, почему ректор и деканы университета заменены каким-то генсеком и священнослужителями трёх конфессий (епископ, главный раввин, имам-хатыб и почему-то врач).

Публика паче чаяния приняла спектакль хорошо: не так уж много ушло в антракте, а в конце труппе устроили овацию. И было за что: в этом году на московской сцене ещё не было спектакля такого высокого класса. А народ, разбирающийся и нуждающийся в современном и содержательном театре, в Москве всё-таки есть.

Ильдар САФУАНОВ