26 дней, которые не потрясли мир

№ 2009 / 49, 23.02.2015

Бла­го­да­ря филь­му Зар­хи «26 дней из жиз­ни До­сто­ев­ско­го» эти двад­цать шесть дней ста­ли са­мой ро­ман­ти­че­с­кой из всех ис­то­рий о Фё­до­ре Ми­хай­ло­ви­че: лю­бовь-мор­ковь, ак­т­ри­са Си­мо­но­ва






Кадр из фильма  «26 дней из жизни Достоевского»
Кадр из фильма
«26 дней из жизни Достоевского»

Благодаря фильму Зархи «26 дней из жизни Достоевского» эти двадцать шесть дней стали самой романтической из всех историй о Фёдоре Михайловиче: любовь-морковь, актриса Симонова, что в восьмидесятом году была едва ли не главной девушкой кино, будущий сталкер, Шикульска и Дворжецкий поверх сценария Финна. Это совершенно правильно, что структурированная и очищенная сказка вытеснила нескладную действительность.


Вообще, писать роман на скорость – известная забава. Вот у американцев происходит настоящий месячник романов National Novel Writing Month, в котором я даже поучаствовал (это, правда, детский сад, четыре авторских листа и конкурс «Грелка» по сравнению с этим – Кастальская академия). Всё это – иллюстрация к старому анекдоту про человека, который пенял портному за задержку, говоря, что целый мир и то – был создан за шесть дней. «Посмотрите на этот мир и на эти брюки», – справедливо отвечал портной.


Почему именно месяц – понятно: роман пишется за год вполне очевидным способом. За неделю его написать невозможно, а за месяц – нормальная задача. В массовом сознании вообще все события привязаны к простым срокам. Обыватель заболевает гриппом и думает, что обязан болеть неделю и расстраивается, если на восьмой день не выздоравливает. Тюремного срока в 800 дней нет, в этой зоне наказаний он исчисляется годами и тому подобное.


История с романом Достоевского интересна, на самом деле, сроками и методом.


А началось всё так: «1 октября (1866 года) зашёл я к Достоевскому, который незадолго перед тем приехал из Москвы, – писал в своих воспоминаниях А.П. Милюков. – Он быстро ходил по комнате с папиросой и, видимо, был чем-то очень встревожен.


– Что вы такой мрачный? – спросил я.


– Будешь мрачен, когда совсем пропадаешь! – отвечал он, не переставая шагать взад и вперёд.


– Как! Что такое?


– Да знаете ли вы мой контракт со Стелловским?


– О контракте вы мне говорили, но подробностей не знаю.


– Так вот посмотрите.


Он подошёл к письменному столу, вынул из него бумагу и подал мне, а сам опять зашагал по комнате. Я был озадачен. Не говоря уже о незначительности суммы, за которую было запродано издание, в условии заключалась статья, по которой Фёдор Михайлович обязывался доставить к 1 ноября того же 1866 года новый, нигде ещё не напечатанный роман в объёме не менее десяти печатных листов большого формата, а если не выполнит этого, то Стелловский получает право на крупную неустойку». В письме к А.В. Корвин-Круковской от 17 июня 1866 года Достоевский, правда, пишет: «Но в контракте нашем была статья, по которой я ему обещаю для его издания приготовить роман, не менее 12-ти печатных листов, и если не доставлю к 1-му ноября 1866 г. (последний срок), то волен он, Стелловский, в продолжение девяти лет издавать даром, и как вздумается, всё, что я ни напишу, безо всякого мне вознаграждения». Есть и дата «1 декабря» как последний срок, и разброс в объёмах также непонятен – так двенадцать, десять или сколько вышло? Ведь объём «Игрока» невелик – 296 000 знаков с пробелами, это примерно 7,3 а.л. Всякий неленивый человек может точно посчитать эти знаки, как я, скачав из Сети файл. Я бы вообще хотел понять, отчего издатель согласился на семь листов, или это вовсе какие-то не те листы.


И, конечно, не издатель поставил условие стремительного написания романа (времени было отпущено много), а Достоевский, как человек безумный, его не писал – тот же Милюков замечает:


«– Много у вас написано нового романа? – спросил я.


Достоевский остановился передо мною, резко развёл руками и сказал:


– Ни одной строчки!.. А что же делать, когда остаётся один месяц до срока. Летом для «Русского вестника» писал «Преступление и наказание» да написанное должен был переделывать, а теперь уж поздно: в четыре недели десяти больших листов не одолеешь».


В истории этого романа есть, конечно, особая черта – это диктовка стенографистке (женитьба как бонус вовсе не так интересна – много кто женится на своих секретаршах, куда интереснее обстоятельства).


4 октября 1866 Анна Григорьевна явилась на углу Малой Мещанской и Столярного переулка, они стали работать так: Достоевский предварительно делал черновые наброски, затем с 12 до 4 часов дня с небольшими перерывами диктовал, она уходила домой, где расшифровывала и переписывала запись.


29 октября была последняя диктовка, 30-го октября – беловик, будто подарок на день рождения писателя, а 31-го октября вечером Достоевский сдал рукопись под расписку, взамен отсутствующего издателя, приставу части, в которой проживал Стелловский.


Тут есть ещё одно обстоятельство – роман «Игрок» по мне так не очень хорош. Нет, видно, что его писал Достоевский, и востребован он был тогда и теперь – были по нему оперы и балеты, поставили не один фильм, да как-то это не по мне.


Вот за один месяц Платонов написал «Сокровенного человека» (3,5 а.л.), а за две недели – «Город Градов» (почти 2 листа). Посмотрите на этот мир и посмотрите на эти брюки. Или вот Пушкин был в Болдино в самый знаменитый приезд полтора месяца (правда, он много что там заканчивал, а не писал с начала до конца).


Мы можем вынести из этой истории и другой повод для размышлений. Это мотив быстрого письма в компьютерную коммерческую эпоху.


Меня всё время веселили писатели, удаляющиеся от своих семей и заседаний в пансионаты, чтобы там писать. Нет, пожить в пансионате я и сам люблю, да только есть тут привкус какого-то надувательства. Ты вот напиши роман за месяц в своей семье, да не когда вся она ходит на цыпочках, а тебя по утру, перед работой, гонят в молочную кухню. А ведь бывает, пишут.


Есть и писательская индустрия – другое дело – сидит такой писатель-главред, даёт тему и сюжет, сначала секретарь ему выборку материалов из архива готовит, а потом писатель надиктовывает с 12-и до 4-х, и не одна Анна Григорьевна или Софья Андреевна, а три редактора диалоги прописывают и вообще дописывают всё, что возможно. Это не литературные негры, а кинематографический метод под руководством режиссёра. По восемьсот романов за жизнь люди успевают написать!


На брюки глядите, на эти брюки! А потом переведите взгляд на этот мир.

Владимир БЕРЕЗИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.