Лев Овалов и майор Пронин

№ 2010 / 47, 23.02.2015

Нам не нуж­но Ва­шинг­то­на,
Ес­ли есть у нас Моск­ва!
Так пи­сал Сер­гей Ми­хал­ков в дет­ской по­эме-по­ли­тин­фор­ма­ции.
А за­чем нам ну­жен Джеймс Бонд, ес­ли у нас есть май­ор Про­нин?





Нам не нужно Вашингтона,


Если есть у нас Москва!



Так писал Сергей Михалков в детской поэме-политинформации.


А зачем нам нужен Джеймс Бонд, если у нас есть майор Пронин?


И зачем я вообще рассуждаю о королях литературы, которую по старинной традиции принято называть подлой? Лёгкий жанр, шпионский роман, который в СССР называли «военными приключениями»…


Но так уж случилось: позывные масскульта слишком многое определяют в нашей жизни. Даже в политике нам приходится выбирать между Иоганном Вайсом с песней «С чего начинается Родина» и шутками Райкина – и Deep Purple с Боно и цитатами из «Терминатора». Как не вспоминать советских королей лёгкого жанра? Слишком многое закодировано в этих книжках – самых зачитанных в любой районной библиотеке.






Лев ОВАЛОВ
Лев ОВАЛОВ

Лев Овалов – литературный псевдоним Льва Сергеевича Шаповалова (1906–1997). Кстати, в аннотациях ко многим книгам писателя неизменно указывалась его настоящая дворянская фамилия, а также имя с отчеством. Это не последняя из загадок Льва Овалова. Он умер в глубокой старости, не оставив архива: всю жизнь Овалов соблюдал привычку уничтожать черновики. К тридцатым годам он был, что называется, «известным писателем и литературным деятелем». Образцовая биография молодого коммуниста, участника гражданской войны, вступившего в партию пятнадцати лет от роду, а до этого создавшего волостную комсомольскую ячейку в селе Успенском на Орловщине… Там писатель сполна повидал и кулаков, и диверсантов, мнимых и явных шпионов – всех героев будущей советской остросюжетной прозы. Любимым поэтом с юности на всю жизнь был Александр Блок. Впоследствии майор Пронин и его верный оруженосец капитан Железнов не раз упомянут Блока в своих беседах. В те годы Лев Сергеевич прилежно сочинял стихи, но не спешил с публикациями. На закате НЭПа поэт внесёт свой вклад в развитие советской детской поэзии, выпустив несколько книжек с задорными антимещанскими стихами для мальчиков и девочек. «Пятеро на одних коньках» – книжка с цветными картинками – стала любимым детским чтением 1927-го года.


После завершения гражданской войны и образования СССР стране понадобилась своя, оригинальная массовая культура: песни, книги, кинофильмы, плакаты. Овалов работал в рапповском журнале «Рост», затем в «Комсомольской правде». В тридцатые годы он был именно тем молодым специалистом, в котором нуждалась тогдашняя новая литература. Лев Сергеевич получил традиционное благословение патриарха – Максима Горького – и вошёл в Союз писателей со дня его основания… Влиятельнейшие литературные журналы довоенного времени «На литературном посту» и «Литература и искусство» благосклонно отозвались на дебют прозаика – повесть «Болтовня». Сразу несколько критиков (в их числе – молодой Александр Бек) приветствовали нового пролетарского писателя и его героя, рабочего Морозова. Овалова называли молодым писателем-пролетарием, и в этом определении была доля лукавства. Лев Сергеевич происходил из небогатой, но родовитой семьи. Уже под старость, в девяностые годы, он сообщал интервьюерам, сколько его родни – Шаповаловы, Тверетиновы, Кожевниковы – упомянуто в словаре Брокгауза и Эфрона. По отцовской линии прямым предком Льва Сергеевича был профессор С.И. Баршев, один из столпов Московского университета времён толстовского классицизма. Профессор побывал и деканом юридического факультета, и ректором университета. Влиятельный, увенчанный лаврами господин. По материнской линии родственником писателю приходился знаменитый учёный, отец русской невропатологии, профессор А.Я. Кожевников. И всё-таки в анкетах Лев Сергеевич писал: «Из рабочих». Дело тут не в диктате эпохи: сын сельской учительницы вполне мог честно написать «из служащей интеллигенции», это не возбранялось. Но писатель вправе конструировать собственную биографию. Вместо Льва Сергеевича Шаповалова – Лев Овалов из рабочих. Это не конформизм, скорее – творческий вымысел, маска. Писатель выбрал для себя амплуа и соблюдал правила игры.


Отец Овалова – С.В. Шаповалов – погиб на фронте в самом начале Первой мировой, в 1914-м году. Один из главных героев пронинского цикла – Виктор Железнов – тоже потеряет отца на фронте… В 1917-м году семья от московского голода едет в село Успенское Орловской губернии, где юный Лев Шаповалов с максимализмом недавнего гимназиста бросился в революционную круговерть. Революционные аббревиатуры, слова-сокращения, точнее всего определяли тогдашнюю реальность: комбеды, продразвёрстка…


В середине тридцатых Овалов пишет повесть об Уралмаше и попадает в советско-китайский политический узел, не распутанный и в наше время. Главная героиня повести Зина Дёмина выходит замуж за китайца Чжоу, который работал на нашем заводе. Потом Чжоу возвращается в Китай, чтобы бороться с врагами, а Зина предпочитает остаться на Родине. С прототипами всё было иначе: сын Чан Кайши Цзян Цзинго увёз советскую девушку Фаину Вяхрёву в Китай… Сын генералиссимуса побывал главой китайского правительства, а после триумфа Мао вместе с отцом обосновался на Тайване, где в 1975-м сменил Чан Кайши на посту президента. В СССР его звали Чан Чинго – болельщики международной политики, несомненно, помнят это имя. А первой леди Тайваня была та самая заводская девчонка Зина Дёмина из оваловского романа, точнее, её реальный прототип. Вспоминали ли они своего знакомого по далёким тридцатым, по Свердловску – писателя Овалова?


В конце тридцатых и литераторы, и читатели ощущали потребность в создании детектива на современном советском материале. После провала пропагандистской кампании «ежовых руковиц», когда железный нарком оказался врагом народа, а во главе НКВД встал более мягкий и дипломатичный Берия, нужно было утеплить образ чекиста в прессе и литературе. Овалов стал одним из пионеров жанра и безусловным лидером первого поколения мэтров остросюжетной литературы. В то время он редактировал журнал «Вокруг света». Сначала Овалов обратился к знакомым писателям с просьбой написать что-нибудь «про шпионов», но в шерлокхолмсовском ключе. Однако никто не рискнул прикоснуться к этой новой и скользкой теме. Тогда редактор решился на собственный эксперимент. Именно эксперимент – литературный этикет требовал особых пояснений для первого пронинского рассказа «Синие мечи». Говорилось, что в этом рассказе мы берём на вооружение заморскую форму шпионского детектива, чтобы она служила нашему потребителю, как служат на наших заводах и фабриках импортные станки. Успех этого коротенького рассказа был так велик, что возникла необходимость проследить литературную генеалогию героя – молодого чекиста Ивана Николаевича Пронина. В первую очередь вспоминались выпуски книжных сериалов десятых годов – про Шерлока Холмса и Ника Картера, про пещеру Лехтвейса и русского сыщика Путилина, про Пинкертона и похождения Ирмы Блаватской… Шерлок там был, конечно, не дойловский, а рыночно-лубочный. Корней Чуковский называл его «отвратительным двойником» настоящего Холмса с Бейкер-стрит. В этих брошюрах «с продолжениями» хватало великосветских негодяев, загипнотизированных красавиц, немногословных боксёров и коварных отравителей. Конечно, герой советского детектива не мог походить на этих монстров буржуазного масскульта. Овалов добавил к картонным фигурам прежних сыщиков человеческой теплоты и героической идейности. Совсем не случайно Лев Овалов присвоил своему герою звание майора. Пронин – профессионал, действующий контрразведчик. Генеральские лавры только помешали бы ему в работе. К тому же и так крупные советские руководители (например, Евлахов из «Голубого ангела») видят в майоре Пронине равного. Как в песне: «Пусть до утра не спят в рабочих кабинетах майоры с генеральской сединой». В послевоенное время Пронину присвоят генеральское звание, но в читательском сознании он навсегда останется «майором Прониным». К тому же Лев Овалов прозорливо произвёл своего героя в генерал-майоры! В том же 1939-м году, одновременно с первыми рассказами майора Пронина, в нескольких театрах СССР была поставлена пьеса Льва Шейнина и братьев Тур «Очная ставка» – про шпионов, чекистов и бдительных москвичей. Для Европы времечко было военное, для Советского Союза – предвоенное. И нет ничего удивительного в моде на короткие армейские причёски, духовые оркестры и мужественных героев.


Ветер дул в паруса шпионского детектива. И всё-таки каждый успех нового, остро-популярного жанра давался с боем. В журнале «Красная новь» Овалову отказали в публикации «Рассказов о майоре Пронине». Тогда Лев Сергеевич принёс рукопись в «Знамя», к главному редактору Всеволоду Вишневскому. Вишневский предчувствовал шумный успех новой серии рассказов о Пронине, но отзывы рецензентов из НКВД были строги. Тогда классик советской драматургии, автор «Оптимистической трагедии» обратился лично к В.М. Молотову. Железный наркоминдел ознакомился с рукописью и дал свою резолюцию: «Срочно в печать». И знаменские публикации, и отдельное издание рассказов стали бомбами, незабываемыми событиями истории массовой литературы. После публикации «Рассказов майора Пронина» и «Рассказов о майоре Пронине» Лев Овалов приступает к повести «Голубой ангел». Заметим, что в рассказах писатель с лёгкостью и изяществом передал образы рассказчиков. В первом цикле таковым выступил сам майор, во втором – всевидящий автор. Очень тонко, без формальных излишеств, Овалов даёт нам «почувствовать разницу». Этот приём использовал и Конан Дойл, несколько поздних рассказов холмсианы написаны от имени Шерлока. Но Овалов сильнее подчёркивает углы зрения, а в «Голубом ангеле» и вовсе является пред читательские очи собственной персоной. Автобиографизм повести очевиден: Лев Овалов награждает рассказчика-писателя поездкой в Армению, из которой он, помимо нескольких бутылок отменного коньяку, одна из которых предназначается майору Пронину, привёз материалы для книги об этой «древней удивительной стране». В то время на рабочем столе писателя Овалова лежали две рукописи – «Голубой ангел» и «Поездка в Ереван». Книга об Армении вышла в свет в 1940-м году.


На «Рассказы майора Пронина» откликнулся Шкловский: «Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Дойла. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и ещё больше – по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть «Рассказы майора Пронина». Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина… Жанр создаётся у нас на глазах». Кстати, безымянный рецензент из «Огонька» почти дословно повторил некоторые обороты Шкловского – наверное, это носилось в воздухе: «В № 4 «Знамени» Л.Овалов напечатал повесть «Рассказы майора Пронина». Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина и его помощника Виктора Железнова. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку». Можно поспорить со Шкловским: на самом деле в пронинских рассказах, а особенно – в повести «Голубой ангел» традиции Конан Дойла были скорее приспособлены к советским реалиям, чем сведены на нет.


Время было бурное – и Овалов не раз занимал и освобождал начальственные кресла в разных московских редакциях. «Вокруг света», «Молодая гвардия»… Удивительный факт: 22 июня 1941 года, несмотря на начало великой войны, в Москве, на Моховой, прошёл творческий вечер Льва Овалова. С вопросами о лишних билетиках к прохожим приставали за несколько кварталов! В первый месяц войны, на волне оглушительного успеха огоньковской публикации «Голубого ангела», Овалов оказывается в роли своих не самых любимых героев: 5 июля 1941 года его арестовывают. Причины ареста туманны; сам писатель вспоминал, что его обвиняли в «разглашении методов работы советской контрразведки» на материале повести «Голубой ангел». Так объяснял Лев Овалов – а писатель имеет право на легенду. Лотман сказал о Карамзине: «Право на летопись получает летописец». Вот и наш писатель стал героем жизненного детектива. Дело сложилось так, что после посадки отношения с первой семьёй были прерваны навсегда – зато в ссылке он встретил верную подругу, с которой ему предстояло прожить ещё полвека в окружении детей и внуков. В лагерях и в ссылке пригодились навыки первой профессии писателя: он снова занялся медициной. В 1956 году он вернулся в Москву с замыслом романа о военных подвигах майора Пронина. До сих пор писатели судачат о том, как, вернувшись из ссылки, Овалов в ресторане ЦДЛ услышал фрондёрский разговор молодых литераторов и обратился к ним: «Я лучше бы ещё 5 лет оттрубил в лагерях, чем 5 минут слушать вашу антисоветчину!..». Писателя реабилитировали и восстановили в партии с сохранением стажа. Из ссылки он вернулся вместе с новой женой – Валентиной Николаевной. Молодую медичку даже грозились исключить из комсомола за связь со ссыльным, но она прямо отвечала гонителям: «Он больший коммунист, чем вы». Так и прошли они вместе и годы испытаний, и годы славы. Их гостеприимный дом на Ломоносовском проспекте был полон детей – и литературная работа спорилась. Пробивать свои книжки он ходил не к хвосту, а к голове. Голову в те годы звали Михаилом Андреевичем Сусловым. И у Суслова старый большевик, выражаясь языком того времени, находил понимание. Страна зачитывалась «Огоньками» с «Медной пуговицей» (вероятно, Пронин задумал эту остросюжетную книгу в ссылке), а автор шпионского боевика уже служил в журнале «Москва» заместителем главного редактора Поповкина. «Медная пуговица» не приглянулась Хрущёву: богато иллюстрированные приключения капитана Макарова и майора Пронина в оккупированной Риге показались ему слишком легкомысленными. Отдельного издания романа Овалов дожидался много лет, написав за это время ещё два шпионских опуса – «Букет алых роз» и «Секретное оружие». Чем же приглянулся советскому читателю майор Пронин, почему именно его имя из десятков книжных чекистов запало в народную память? Майор Пронин покоряет обстоятельным мужским характером. Он настойчив, спокоен, хладнокровен, слегка ироничен. Умеет учиться и анализировать собственные ошибки. Артистичен, как Холмс, но, в отличие от частного сыщика с Бейкер-стрит, гордится принадлежностью к государству, хранит честь офицера. Он – мастеровой из крестьян, выучившийся народный интеллигент. Таких особенно ценят в нашей стране: успех достался им по праву мозолей. Оборотная сторона славы майора Пронина – ехидные анекдоты, герой которых ничего общего не имеет с героем Овалова. Такого противоречивого, но мощного признания в ХХ веке удостоились действительно замечательные герои – Холмс, Чапаев, Штирлиц…


Между тем, в 1959-м году Овалов, не побоявшись упрёков в «абстрактном гуманизме», публикует в «Москве» «Маленького принца» Экзюпери. Впервые по-русски, в переводе Н.Галь… После «Москвы» Овалов недолгое время работал в АПН; распространяться об этом он не любил. Вскоре со службой было покончено – и глава большой семьи стал свободным художником. Из его детей и внуков уже можно было составить если не футбольную, то баскетбольную команду.


Мы знаем Пронина по следующим произведениям Овалова: «Рассказы майора Пронина» («Синие мечи», «Зимние каникулы», «Сказка о трусливом чёрте»), «Рассказы о майоре Пронине» («Куры Дуси Царёвой», «Agave mexicana», «Стакан воды»), повесть «Голубой ангел». Также Пронин действует в романах «Медная пуговица» и «Секретное оружие» и подразумевается в повести «Букет алых роз». «Что ж, немного. Но в умелых руках…» – так говаривал Пронин, извлекая из карманов матёрого шпиона Роджерса всего лишь два пистолета. Овалов признавался, что мог бы щёлкать детективные рассказы и повести о майоре Пронине как орешки, но критика того времени в штыки воспринимала коммерческий дух «сериальности». Только старый ценитель Пинкертона и Ника Картера Валентин Катаев понимал, что хороший детектив с популярным героем стоит публикации в журнале «Юность».


Как известно, Лев Сергеевич (как и сэр Артур) снисходительно относился к своим детективам, не считал их «отчётными» в собственной литературной биографии. Но к «Голубому ангелу» писатель подошёл с должным уважением, подарив повести не только хитроумную интригу, но и лирическую выразительность. Чего стоит оваловское стихотворение «Голубой ангел», которое Виктор Железнов выдаёт за свой перевод известной шансонетки. Мистика, печаль, блоковская символика:







Мы ничего не знаем,


не видим божьих сетей,


Не знаем, что это ангел уносит


лучших людей,


И вечером одинокие беспечно


ложимся спать,


И в пропасти сна глубокие


падаем опять…


Так не спите ночью и помните,


что среди ночной тишины


Плавает в нашей комнате


свет голубой луны.



Воистину, прав был майор Пронин – разведчик в этом мире обязан уметь многое: «Разве ты не знаешь моей теории о том, что чекист должен быть и жнец, и швец, и на дуде игрец?». Вот так-то.

Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.