Спаси, Господи, от Новых Черёмушек!

№ 2011 / 26, 23.02.2015

Скол­ко­во – са­мая рас­хо­жая те­ма по­след­не­го по­лу­го­дия в СМИ. По­лу­чит­ся – не по­лу­чит­ся, ка­ким по­лу­чит­ся, в чём смысл и ка­ко­ва его це­на. На­ши «аме­ри­ка­ни­с­ты» (как пра­ви­ло, до­ста­точ­но по­жи­ло­го воз­ра­с­та, за­то ссы­ла­ю­щи­е­ся на яко­бы без­дон­ные ко­шель­ки)

Сколково – самая расхожая тема последнего полугодия в СМИ. Получится – не получится, каким получится, в чём смысл и какова его цена. Наши «американисты» (как правило, достаточно пожилого возраста, зато ссылающиеся на якобы бездонные кошельки) любят оперировать понятием Силиконовой долины – благо весь мир разросся губами и грудями немыслимых размеров. Чем не образцы вымени рекордисток былого ВДНХ с ежесуточными надоями 20 вместо 8 литров молока.


Эдакое предшествующее собственно человеческой особи сооружение, которое не стыдно и обнажить, благо к живой плоти оно отношения не имеет.


Правда, какие бы прибыли ни приносил силикон и его производные, по своему значению с периодической таблицей Meнделеева им не сравниться и в истории техники сколько-нибудь значительного места не занять.


И невольный вопрос, почему именно Силиконовая? В Подмосковье под новую идею отведены родовые земли великого русского поэта. Пушкинские земли! Исконные владения его рода, которым он так гордился, но которые слишком спокойно отбросили как хлам истории.


Строки пушкинской «Моей родословной»:







Мой предок Рача мышцей бранной


Святому Невскому служил:


Его потомство гнев венчанный,


Иван IV пощадил.


Водились Пушкины с царями;


Из них был славен не один,


Когда тягался с поляками


Нижегородский мещанин.


Смирив крамолу и коварство


И ярость бранных непогод,


Когда Романовых на царство


Звал в грамоте своей народ,


Мы к оной руку приложили…


Упрямства дух нам всем подгадил:


В родню свою неукротим,


С Петром мой пращур не поладил…



До последних лет археологи ещё могли найти здесь остатки пушкинского дома-дворца, выстроенного, как можно предполагать, архитектором кремлёвского Арсенала Богданом Салтановым. После сосланных в Берёзов Пушкиных он достался «Алексашке» Меншикову, а тот, ещё не имея собственной семьи, предложил его для размещения одной из инженерных школ, которые открывал в Москве Пётр, и экспонатов для первого в стране музея (будущей петербургской Кунсткамеры).


Всё это было результатом Великого Посольства 1697–1698 годов, в котором сам Петро инкогнито принял участие в надежде создать военный союз против Оттоманской Порты, а вернулся с судьбоносным для развитая России Диодом: «России нужны инженеры и – художники!» Под художниками подразумевались живописцы (вместо иконописцев), которые позволили бы человеку ощутить всю бесконечность и многообразие окружающего его мира.






Стало уже хрестоматийным определение смысла деятельности Петра: прорубил «окно» в Европу. Одними «окно» оценивалось положительно, другими отрицательно, но так или иначе это связывалось с возникшими или оживившимися связями с Западной Европой, лавиной «недорослей» дворянских, увезённых за границу для получения образования, и с приглашением в Россию иностранных специалистов.


Результат – союз против Оттоманской Порты не сложился. Овладеть по-настоящему незнакомыми профессиями за короткое время не представлялось возможным. Помахав топором на голландских верфях, Пётр сам убедился, насколько далеки отдельные приёмы работы от подлинного искусства создания кораблей. Приглашение чужих мастеров стоило дорого, было обставлено множеством неудобных для правительства условий, а главное – ничего не гарантировало в отношении знаний учеников.


Вывод Петра ошеломил и его спутников, и тем более тех, кто жил в России: России нужны инженеры и художники. Именно в таком сочетании и непременно свои. Как выразится дед А.В. Суворова, начальник генерального штаба гвардейских войск, «выращенные в собственном огороде, где и копать можно как заблагорассудится и удобрять тем, что под рукой найдётся». Великий полководец многое унаследовал от крутого деда.


И момент, обойдённый вниманием историков: сколько человек из числа прихваченных царём для обучения «недорослей» стали, в конце концов, профессионалами и начали успешно работать в России. В том-то и дело, что единицы. Основную массу образовавшихся в годы правления Петра составили выпускники своих, причём при Петре же и открытых школ – математической, пушкарской, навигацкой, артиллерной, хирургической.


Наверное, в школьных программах следовало бы начинать с того, что Пётр с детства, предоставленный после ранней смерти отца самому себе и не имевший положенной для царевича программы обучения, где основное внимание уделялось гуманитарным наукам, истории, географии, музыке, увлекался инженерным делом. В Московском государстве были и иноземные специалисты, но большинство составляли местные. Москва славилась количеством башенных часов – курантов, и при каждых состоял свой специалист. До сих пор остаются неразгаданными секреты механизмов, употреблявшихся в сельском хозяйстве, как, например, обмолачивавшие зерно или обрабатывавшие лён. Чудо своего времени представлял снабжавший Кремль водопровод, который дал название башне рядом с Боровицкими воротами – Водовзводной. Иностранные специалисты в один голос согласились, что подобная система стоила тех нескольких фунтов серебра, которые были на неё потрачены.


Интереснейшее устройство представляли так называемые «висячие сады» – на крышах Теремов и на кровле патриаршьего собора 12 Апостолов. Кровля из спаянных свинцовых досок выводилась по кралям на высоту полуметра. Образовывавшаяся ёмкость заполнялась особым составом земли, в которой росли деревья грецкого ореха, персики, многочисленные сорта яблонь, груш, шиповник, барбарис и цветы. Зимой такая система обеспечивала в жилых помещениях тепло, летом спасала от перегрева под солнечными лучами.


В Москве существовали особенно интересовавшие Петра Пушкарские дворы, где отливались орудия и ядра. Один из них он закладывает на Красном пруде, около нынешней Верхнекрасносельской улицы, где создаётся и верфь для строительства небольших судов. Документы позволяют утверждать, что именно на Красном пруде площадью в 28 гектаров Пётр совершает первые выходы на воду под парусом.


Промышленность, начавшая развиваться ещё при отце и деде Петра, привлекала многонациональную толпу профессионалов, среди которых Пётр отдавал предпочтение голландским мастерам. Отправляясь в Великое Посольство, он свободно говорил по-голландски и считался едва ли не лучшим синхронным переводчиком с этого языка при дворе. Кстати сказать, его сестра, царевна Наталья Алексеевна, увлекавшаяся театром, вполне сносно, по свидетельству иностранных гостей, с ними изъяснялась на итальянском языке.


Одному из теоретиков технического образования петровских лет Фёдору Салтыкову принадлежат слова: «Государь, чем немцев деньгами соблазнять, лучше к своим ребятам присмотреться, благо они ото одного твоего внимания радостны и дельны будут». И один из таких примеров – созданный в 1719 году русский «Наутилус» – подводная лодка, поставленная Петром на вооружение армии, несмотря на необходимость подсказываемых Адмиралтейством доделок.


Как известно, сама идея подводной лодки, точнее, первый её опыт был поставлен в Лондоне голландским учёным К. ван Дреббелем. Но реализация идеи принадлежала крестьянину подмосковного села Покровского – нынешней улицы Баумана Ефиму Никонову.


В 1719 году стряпчий того же села пересылает в Петербург челобитную Никонова, что «сделает он к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым на море, в тихое время, будет из снаряду разбивать корабли, хотя бы десять или двадцать, и для прорубы учинить тому судну образец, сколько на нём будет пушек, под потерянием своего живота, если будет не угодно». Иными словами, изобретатель собственной жизнью ручался за его успех.


Челобитная заинтересовала и Адмиралтейств-коллегию, и самого Петра, никогда не искавшего в таких случаях некого спонсора, а полагавшегося только на государственные средства – «ради скорости и надёжности свершения». Идея привезённого в январе 1720 года в Петербург Никонова заключалась в том, что «оное судно может потаённо подойти под военный корабль под самое дно (точию действовать в нём инструментами в тихую погоду) и можно всё распиловать и развёртывать».


Указом 31 января, т.е. спустя считанные дни, Никонову были предоставлены необходимые материалы и мастерские. В течение года с небольшим модель четырежды доводилась до испытаний, но каждый раз из-за плохого материала днище и корпус давали течь. Исходивший от Петра запрос выяснял только одно: может ли быть пригодным никоновское судно в случае устранения дефектов. Ответ Адмиралтейства был безусловно положительным. Никто не сомневался, что судно может пробыть под водой несколько дней: «Можно быть в ней человеку в воде два или три дни, и действовать и ходить под корабль».


Одновременно для работы под днищем вражеского корабля Никонов предлагает и водолазный костюм. Подробное его описание сохранилось.


Конец никоновским идеям положила смерть Петра. Оказавшиеся у власти «казнокрады», подобные Меншикову, и «немцы» – иностранные офицеры, пришедшие в армию вместе с сыном царевича АлексеяПетром II и сменившей его Анной Иоанновной и Бироном. Примечательно, что ни одна из аналогичных моделей, предложенных русскими изобретателями, пройти через Адмиралтейство не смогла. «Русскому мещанину Семёну Ратодановскому с товарищи» не помогли даже вложенные в осуществление проекта собственные деньги.


Бороться за нужную твоей стране, именно ТВОЕЙ, идею или за оформленное под любой вид спонсорства собственное обогащение – не возникает ли снова подобная опасность в так нужном технической молодёжи Сколкове (будет ли оно одно или размножится по всей стране)? Об этом слишком очевидно напоминает его пресловутая процентовка на обязательное участие иностранцев или, по крайней мере, людей, так легко оставивших свою страну и возвращающихся на заработки.


И ещё одно более чем существенное обстоятельство – помещения для работы. В петровские времена существовало убеждение, что новое понимание архитектурной среды рождает творческий процесс у тех, кто будет работать в ней. Картинки, мелькающие в ТВ, – в одном случае сараи типа ангаров, в другом копия заводских помещений 30-х годов слишком откровенно говорят о желании реализовать привычную матрицу, а вместе с ней запустить и желанное финансирование.


Поможет ли это идее Сколкова или наоборот – её погубит? Молодых учёных среда должна захватывать новыми ощущениями, взрывом новых форм, увлекающих своей внутренней перекличкой с тем потоком новой информации и мыслей, которыми все мы захвачены. В Новых Черёмушках, каким бы благословением в эпоху коммунальных квартир они ни были, сегодня жить, несмотря на все ухищрения дизайна, невозможно. Что же говорить о тех, кому предстоит открывать перспективы науки и промышленности. Матрицы старой архитектуры будут только подавлять всякое желание творчества, свободного дыхания. И потому – спаси, Господи, от Новых Черёмушек, какую бы экономию они ни обеспечивали. Спаси и сохрани!

Нина МОЛЕВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *