Анатолий ГЛАДИЛИН. ПРОГНОЗ НА НОЯБРЬ

Рубрика в газете: Проза, № 1976 / 1, 02.01.1976, автор: Анатолий ГЛАДИЛИН

Так вот, как ни крути, а для каждого из нас главное – это производство. У меня производство особое. Я вроде зам. господа бога по погоде. Четыре месяца я пыхчу, листаю справочники, смотрю карты, на меня машины работают, считают (умные машины – уравнения вихря скорости, как семечки, щёлкают, нелинейные модели долгосрочного прогноза мне выдают). И ещё фотографии со спутников, и ещё данные со всех метеостанций Союза, и ещё всё то, что синоптики в краевых и республиканских управлениях про это думают, – всё мне надо. А потом, потом я решаю: вот такая погода будет в таком-то месяце там-то и там-то. Ну, не один я решаю. Вся контора. И не я самый главный. Но и не последний. И хоть потом прогноз обсуждается во всех инстанциях, утрясается, утверждается, но выходит он за двумя подписями – тех людей, которые отвечают, с кого потом стружку снимать будут, если что не так. И моя подпись – вторая.

На ноябрь составляли мы долгосрочный прогноз.

Долгосрочный прогноз вроде бы дело тёмное. Тем более что ноябрьский мы должны сдать… в конце августа. Нашим организациям он нужен заблаговременно. На высоком уровне его изучают. И смотрят, что где сеять, куда топливо подкинуть, где возможна аварийная ситуация, и какие сроки навигации, и на каких реках, и прочее, и прочее.

Подсчёты ведутся, и получается, что наш прогноз себя экономически оправдывает. Хоть времени мы много тратим, но главное – угадываем. А это большая прибыль государству.

«Угадай-ка, угадай-ка интересная игра»…

Как мы в неё играем – вам всё равно не объяснить. На то она и наука хитрая. Во всяком случае, палец на ветру не держим и на закат с грустью не глядим. Температура воды в океанах, состояние тропосферы, сезонные и широтные воздушные потоки – три кита, на которых мы стоим. Достаточно ли этого, опять же другой разговор.

И сидит бедняга прогнозист четыре месяца, и чего он только не анализирует, и четыре месяца он готовит прогноз, месяц защищает, месяц шишки получает. И потом опять по новой. Итого, в году у каждого прогнозиста два ответственных месяца. А больше нельзя. Ни один человек не выдержит большей нагрузки. Это наше начальство понимает.

А потом, когда в актовом зале обсуждаются итоги прогноза и если он в основном оправдался, чествуют прогнозистов и премию дают. Помню, был сильнейший паводок на Аму-Дарье, дамбы чуть ли не прорывало, да только три месяца уже готовились к нему, меры принимали, потому что наши ребята угадали его, за три месяца угадали, и он, браток, не подвёл, погулял, – так вот я про то говорю, что сидели наши ребятишки и золотые нимбы сияли над их головами. Не верите? А я сам видел.

Но всё это лирика.

А мы составляли прогноз на ноябрь.

И вот Варткес Кероспян, могучий армянин, который на прогнозах не только собаку – троллейбус съел, который заморозки печёнкой чувствует (печень у него поэтому и больная – воду он пьёт минеральную и таблетки глотает), подпись которого будет стоять первой, – словом, вызывает меня Кероспян и говорит:

– Ладно, Мартыныч, хватит раком-отшельником сидеть, давай выкладывай начистоту, что у тебя там наболело и накипело.

Сели мы с ним итоги подводить. Сидим день, сидим два. Гладко всё получается. Сплошное удовольствие иметь дело с умным человеком. По Восточной Сибири мы с ним большущий антициклон поймали.

Так, постепенно, доползли мы до европейской части, хотя с неё принято начинать, но у меня свой резон.

Выслушал я его. Красиво говорит. А потом свои соображения выложил. Что было, братцы, что было! Однако ничего. Сбегал он куда-то, воду свою минеральную принёс, таблетку запил.

– Интересно, – говорит, – как в кино. Ты, Мартыныч, человек проницательный.

– Что верно, то верно, – отвечаю и глаза скромно опускаю. Дескать, смущён. А ведь взглянуть на него боюсь, на смех подымет. Но нет. Варткесу явно не до смеха.

– Значит, первая декада ноября – морозы?

– Точно,– отвечаю.

– Что ж, это редко, но бывает. Тут я с тобой согласен. А вторая декада – оттепель? Да?

– Я не виноват, – говорю, – будет средний нуль в центральных областях.

– А последняя декада – повышение температуры? До семи градусов, я так понял?

Я лишь вздохнул.

– Это в конце ноября – семь градусов? Может, и северные реки вскроются?

И спрашивает он таким тоном, будто с идиотом разговаривает. Соглашусь с ним – значит, признаю: верно, законченный я кретин.

– Вскроются, Варткес. А будет ли паводок – сие надо рассчитать.

– Аналоги у тебя есть?

Это, значит, было ли нечто подобное в древние времена, хотя бы при царе Горохе.

– Есть, – говорю, – похоже было в двадцать шестом году и немного в сороковом.

Варткес вылил в стакан, что там в бутылке оставалось, выпил, не залпом, а осторожно, маленькими глотками. Что-то он в это время обдумывал.

– Хорошо, Мартыныч, давай всё сначала.

Качала, мочало – начинай сначала.

– Так вот, старче, – сказал Кероспян, когда было уже десять вечера и, естественно, я не только к жене в больницу не успел, но и дочки мои спать голодными легли, – так вот, старче, ничего ты мне не доказал. Откуда тепло в конце ноября?

…Ну, с Кероспяном я могу поспорить. Пошлёт он меня подальше, но всё-таки доложит: дескать, есть такое особое мнение. А со Стариком профессором, начальником лаборатории, мне уже спорить потруднее. А далее прогноз смотрят наши светила. Для них я вообще нуль. А потом прогноз утверждают в главке. Там я и близко не был. И, наконец, прогноз ложится на стол в Совете Министров. Там, конечно, о моём существовании и не догадываются.

Но если я продолжаю настаивать на своём особом мнении – никуда от меня не денешься. А вдруг? Вдруг хоть на одну десятую процента я прав? Редкое стабильное потепление может привести к опасным явлениям. К примеру, посеют озимые, как обычно, а в конце ноября они дадут бурные всходы – растения, что с них взять, не понимают, что тепло ненадолго. Затем ударят морозы, а снежного покрова не будет. Не успеет снег выпасть – и всё. Что тогда? Погибнут посевы.

И повели меня по погодным нашим инстанциям.

Но сначала я со Стариком говорил (в лаборатории его иначе не называют). И тут, чтоб долго не тянуть, скажу сразу: не убедил я Старика. Ни черта толком не доказал, однако Старик мне поверил. Взял и поверил.

– Мартыныч, – сказал Старик, – такого тепла, как ты даёшь, нам никто не утвердит. Да и быть этого не может. Но мы всё же предупредим. Так и запишем: «Ожидается плюсовая температура». Согласятся ли с нами – этого никто не ведает. Но я на твоей стороне.

Думаете, страховался Старик на всякий случай? Ничего подобного. Не такой он, Старик, чтобы подушечки подкладывать там, где можно поскользнуться.

Со Стариком мы работаем два года, а недавно слух пополз, верный слух: дескать, на каком-то совещании или конференции, когда директор назвал Старика лучшим прогнозистом, Старик потом в кулуарах заявил:

– Прогнозист номер один у нас Мартынов. – А когда начали смеяться, он добавил: – Ещё нет, но будет.

Теперь вам понятно, что не из-за осторожности Старик решил меня поддержать?

И ещё я вам скажу: грош нам цена, ничего из нас путного не выйдет, если во всём мире не найдётся хоть одного Старика, который в нас поверит.

– А в Закарпатье топить не будет? – спросил Старик.

– Не должно. Проскочат циклоны, не успеют.

И он успокоился. Но Поладьева – большая наша синоптическая дама – меня спрашивала с пристрастием. Гоняла, как студента на экзамене. А сидел я перед такими людьми – я по их книжкам учился! А теперь я с ними как-никак коллега. Или калека? Во всяком случае, Поладьева меня представляла именно калекой, дефективным. Она всё наседала:

– Но по численному прогнозу этого не видно?

Я старался отвечать как можно спокойнее. Мне казалось, что вот-вот наш диалог пойдёт по принципу «сам дурак».

– Максимум в двадцать шестом году?

– Шесть градусов.

Вкрадчиво, даже ласково:

– А вы даёте семь?

– Даю семь.

– Может, семь с половиной?

– Если хотите, и десять будет.

Это я дал маху. Никогда не думал, что Поладьева так смеётся. Она сразу помолодела лет на двадцать. Да, лет двадцать назад она была, наверное, ничего.

Поладьева резко оборвала смех, словно щёлкнула выключателем.

– Думаю, что в словах Мартынова есть резон. Если поднести к градуснику паяльную лампу, он и не десять – пятьдесят градусов покажет. Только непонятно: сам Мартынов будет с лампой по городу бегать или друзей позовёт? – И ещё жёстче: – Давно я так не смеялась.

– Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, – сказал Старик. – Аргументы нужны. Веские доказательства.

– Поладьева такие вопросы задавала, – пожаловался я, – что на них сам господь бог не ответил бы.

Старик развеселился:

– Сам господь бог? Зачем так высоко?! Я бы мог ответить. Да не хочу. Не я прогноз составлял. Привыкай к ответственности. Вот смотри – тут ты за цифры спрятался, а надо было делать обобщающие выводы. А здесь наоборот: машина тебе таких козырей подбросила, насчитала – ты же «растекашился мыслей по древу». Невнятное бормотание: «мне кажется», «есть опасения»; «вероятно», «возможно» – детский лепет! Защита прогноза – всё равно что защита докторской диссертации. Забудь про чины и авторитет оппонентов. Ты говоришь с ними как равный, понял? Как доктор, как академик. Ноябрь – твой месяц. Ты лучше всех его изучил. В данном случае ты не младший научный сотрудник, а пророк! Простые смертные тебе внимают. Зачем выводы по бумажке шпарил?

– Но так принято…

– Когда принимать нечего, – перебил меня Старик. – Когда месяц серенький в соответствии с аналогами. Твой ноябрь – бунтовщик.

И тут я окончательно понял, что Старик, мне поверил. Почувствовал Старик – будет в ноябре тепло. Придёт как по заказу.

Утвердили нам ноябрьский прогноз. Правда, в моё «тепло» не поверили. Но всё-таки плюсовую температуру дали.

Теперь в высокие инстанции пойдёт прогноз. Там, наверху, тоже не лыком шиты. Знают, что приврать мы умеем. Однако раз мы указываем на возможность резкого похолодания в начале ноября и резкого потепления примерно на декаду в конце ноября почти по всей европейской части – тут уж никуда не денешься. Придётся вышестоящим товарищам что-нибудь придумывать, координировать и вообще принимать меры.

И бранить нас будут вышестоящие товарищи, ежели ноябрь нормальный выдастся! Дескать, столько хлопот, да все попусту. Психи в Гидрометцентре сидят, панику разводят.

– Ну, старче, вставил ты нас в историю, – сказал мне Кероспян после заседания. – Молись, чтоб прогноз оправдался.

Нашему шефу, академику, задали вопрос:

– Почему погода в этом году ведёт себя столь необычным образом?

Ответ: «Причину мы нашли совсем недавно. Разгадку привёз вернувшийся из рейса научно-исследовательский корабль «Профессор Визе». Вот что обнаружили участники экспедиции: в северной Атлантике колоссальные водные толщи – до полутора-двух километров в глубину, они-то нынешней; весной и летом сделали температуру холоднее средней многолетней нормы на 1 – 2 градуса. Для океана это очень большое отклонение… Иными словами, в Атлантике возник гигантский, необъятный по своей ёмкости источник охлаждения. Откуда взялся этот возмутитель атмосферы, никто пока не знает. А что он натворил, можете полюбоваться…»

Дальше шеф говорит всё правильно. Он вообще мужик очень толковый. Этот атлантический «холодильник» мы теперь учитываем. И я, грешный, от него танцевал, когда прогноз составлял на ноябрь. То есть стоит нам найти причину, а уж последствия мы как-нибудь предугадаем. Но вы обрати ли внимание на слова: «Откуда взялся этот сверхплановый возмутитель атмосферы, никто пока не знает»?

Я, ничтожный человечишко, утверждаю: всё на Земле регулируется цикличными процессами на Солнце.

Старик усмехается:

– Допустим. А где доказательства? И какими именно процессами? И как предугадать эти процессы?

Здравый смысл подсказывает, что надо сидеть тихо и не чирикать и думать о сегодняшних делах, об очередных задачах. Возможно, когда-нибудь установят точную взаимосвязь между погодой и явлениями Солнце или, допустим, по интенсивности космических лучей будут составлять годовой прогноз. Это произойдёт через много лет. Это буде итог работы тысяч учёных различных областях науки. К тому дню, естественно, позабудут фантастические теории тов. Мартынова. И сейчас они никому не нужны. Вот что подсказывает здравый смысл. И ещё он подсказывает, что иногда надо слушаться его, здравого смысла.

Только что я могу с собой поделать? Кик мне жить без моих теорий? И зачем тогда жить?

Октябрь. Вероятно, прав Кероспян. Прокол вышел у меня с ноябрём. Группа, которая перекрывающий прогноз сделала по свежим данным, по последним измерениям, никакой аномалии в третьей декаде не обнаружила.

Мои девочки спят в одинаковых позах, приоткрыв рты, и тихонько посапывают. А мне страшно. Кажется, что сейчас что-то случится и я начну кричать. Я ошибся с ноябрём. Я абсолютная бездарность.

Утром 8 ноября поехали мы с дочками в центр. Людей посмотреть и себя показать. А заодно… Правильно! Угадали! Заодно и в магазин зайти. Гости к нам вечером должны прийти. Всё подъели. Но хорошо праздник отметили. И проснулся я весёлым-весёлым. Ну, а по такому настроению, естественно, на свежий воздух. Иду и мечтаю. Пока всё ничего складывается. Морозец – как по заказу, как и предполагали. На тротуарах и мостовой снег лежит. На проезжей части он, правда, подтаивает. Гололёд. Машины скользят. Всё в соответствии с прогнозом. Конец первой декады. Холода должны отступить. Вчера мы с Кероспяном (с женой он у нас был) даже чокнулись за успех нашего предприятия. Кероспян сказал, что месяц удачно начался и жалко будет, если прогноз не сойдётся, хотя он по-прежнему мне не верит.

Возвращаюсь с дня рождения отца. 21 ноября, два часа ночи. Общественный транспорт не работает. Буду ловить такси. Ночным королям, естественно, в другую сторону. Проносятся мимо. Даже не тормозят. Дождь хлещет. В каждом ботинке у меня болото. Прекрасная погода! Отличная погода! Дождь тёплый. Туман. Сугробы исчезли, словно зимы никогда и не было. Сейчас, наверно, плюс пять. Весенний дождик, красота!

…Вот что произошло с погодой к понедельнику 24 ноября:

В Париже минус два. В Испании заморозки. В Белоруссии плюс шесть – плюс одиннадцать; на западе Украины днем местами до плюс шестнадцати. В Москве плюс семь. Вскрылась Северная Двина, чего в это время не наблюдалось за последние девяносто лет.

На юго-западе дожди. Набухают реки. Циклон смещается на северо-восток.

Тёплый воздух движется поверху. Вниз опускается холодный. Поэтому мокрый снег, туман, гололёд.

Машины буксуют, идут медленно. Пробки на дорогах, огромные очереди на автобусных остановках. Люди опаздывают на работу, нервничают и проклинают, проклинают последними словами сволочную погоду, а заодно и нашего брата – синоптика.

Старик сказал: сейчас звонил Главный и спрашивал, дескать, что думает ваш Мартынов о возможности паводка на Тиссе и как он оценивает обстановку на Северной Двине? Если будет топить, то почему Мартынов не говорил об этом раньше?

– Привет, – ответил я, – получается, что Мартынов ещё и виноват! И почему вопросы ко мне? Есть же краткосрочники!

Старик посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка, и улыбнулся каким-то своим мыслям:

– Считайте, что вас поздравили, с удачным прогнозом.

 

Анатолий ГЛАДИЛИН