Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

№ 2017 / 15, 27.04.2017

        В 14 номере газеты «Литературная Россия» был опубликован очерк Александра Черевченко «С Камчатки через Магадан на Амур». Черевченко давно известен как переводчик стихов дальневосточных поэтов. Считаю непревзойдёнными его переводы поэтических сочинений эскимосской поэтессы Зои Ненлюмкиной. В сферу его интересов попало и самобытное творчество нанайки Анны Ходжер.

        Однако в очерке Черевченко некоторые позиции вызывают, мягко говоря, удивление.

        Вот, например, он даёт описание яоко. «Яоко – это маленький, женский ножик, которым нанайские мастерицы вырезают на рыбьих шкурах всяческие узоры. После из этих шкур шьют халаты, рубахи, прочую одежду и обувь».

        Из предварительно обработанной рыбьей кожи, действительно, шили халаты – амири, на которые наклеивали рыбьим клеем или пришивали предварительно вырезанные и окрашенные в синий цвет цветком коммелины – чачака узоры, имеющие сакральный смысл. Такой халат был обязательным в приданом невесты. В очерке помещена фотография такого халата. Однако атрибутика его «САРАФАН ИЗ РЫБЬЕЙ КОЖИ» явно из оперы «развесистая клюква». Термин «сарафан» никогда не бытовал в нанайской бытовой культуре. Вероятно, взгрустнувшему по молодым годам автору пришла на ум строчка из песни Варламова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…»

        Из этой же «оперы» и подтекстовка к другой иллюстрации: «Дом-хулбу». Рисунок этот принадлежит перу хабаровского художника Геннадия Павлишина – иллюстратора нанайских сказок и являет собой стилизованный вариант амбара-такто, вот его-то обычно и ставили на сваях, которые в верхней части различными способами защищали от грызунов. Так что Анна Петровна Ходжер уж никак не могла жить в нежилом помещении, вопреки утверждению Черевченко, что «жила она в селе Джари – чисто национальной части (села) Троицкого, на самом берегу Амура, в хулбу – деревянном доме НА СВАЯХ».

        «На самом берегу» в небольшом домике, рубленном на русский манер, жили родители Анны Петровны: отец Пётр Отович – добрейший, гостеприимный человек, и мать Канза Семёновна, тайная шаманка. От неё-то и передалось дочери понимание древних нанайских обрядов, сделавшее потом Анну собирательницей легенд и сказок, поэтом, выразившим традиционное мировоззрение родного народа нани. Да и меня Канза Семёновна научила мастерить старинные нанайские куклы – акоан для девочек, показала, как надо в них «играть». На маленьком огороде собирали мы с ней синие цветки чачака, красили несмываемым цветом вырезанные из рыбьей кожи замысловатые «узоры» для халата-амири. Даже в «тайное тайных» ввела – объяснила мистическое обережное содержание каждого из них.

        Сама же Анна Петровна с семьёй тоже жила в Джари, в таком же доме по-русски, в некотором отдалении от жилища родителей.

        «Последние годы, – пишет А.Черевченко, – нанайская поэтесса тяжело болела, но была окружена заботой родных людей и ОДНОСЕЛЬЧАН, почётом и уважением. Её приняли в Союз писателей СССР, присудили КАКУЮ-ТО ПРЕМИЮ».

        В последние годы, после перенесённого инсульта, Анна Петровна вынуждена была покинуть родные места. Дочь Виктория Воробьёва перевезла её в Усть-Камчатск и, конечно, выхаживала, поддерживала её творческий тонус. Жаль только, что на далёкой Камчатке не было рядом «односельчан», которые, наверное, подсказали бы автору очерка, какими именно, а не «какими-то» премиями и наградами был отмечен жизненный путь Анны Петровны Ходжер.

 

Алина ЧАДАЕВА