Для учёного важен факт, для власти и широкой публики – миф

Рубрика в газете: Писатель номера, № 2020 / 23, 18.06.2020, автор: Леонид ЮЗЕФОВИЧ

Историк и писатель Леонид Юзефович – о Донбассе, об исторической памяти, о работе в архивах и о том, мог ли быть Михаил Шолохов мистификатором.


 

 

– История – это во многом наука о кризисах, о поворотных моментах в судьбах наций. Во всяком случае, войны и эпидемии оставляют больший след в общественном сознании, нежели мирные и сытые годы. В вашей судьбе – что бы вы могли назвать «поворотной точкой» – был такой момент, когда вы поняли, что не будете прежним?
– Конечно, войны и эпидемии оставляют глубокие шрамы, но то, что сильнее всего меняет нашу жизнь, как изменили её книгопечатание, телефон или компьютер, появляется не в окопах и не в чумном бараке. А поворотная точка – это, как я понимаю, краткий момент разрешения ситуации, которая складывалась в течение долгого времени. В своей жизни я ничего такого припомнить не могу и думаю, что представление о таких точках – это абстракция. Мы создаём её задним числом, чтобы выстроить собственное прошлое по законам драматургии. Так оно в наших глазах выглядит привлекательнее. Опыт говорит мне, что жизнь не знает резких границ между своими проявлениями. Всегда есть переходные времена, состояния, виды.
– Когда только началась война в Донбассе – вы очень болезненно это восприняли. В прошлом году победителем премии «Ясная поляна» стал Сергей Самсонов с актуальной прозой на эту кровоточащую ещё тему – «Держаться за землю». Кто-то называл его настоящим «литературным открытием». Вы, как автор нескольких книг о Гражданской войне, что можете сказать об этом произведении, повествующем о современной междоусобице? Или, например, о романе Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад»?
– Роман Сергея Самсонова я не читал. Мне не очень интересно, что написал о войне на Донбассе человек, не только ни разу не побывавший на этой войне даже как журналист, но на Донбасс-то никогда не приезжавший. Он сам сказал об этом в интервью, полагая, видимо, воображение главным достоинством писателя. Я так не думаю. Меньше всего меня интересуют чьи-то фантазии на эту больную для всех нас тему. Эта война – страшная беда и горе для миллионов родных нам людей, и затея написать о ней роман, не выезжая из Москвы, кажется мне этически сомнительной. Мне могут тысячу раз убедительно объяснить, что это не так, но я останусь при своём мнении. Зато я бы с интересом прочёл новую прозу воевавшего на Донбассе талантливого писателя Александра Карасёва из Краснодара, но он об этом своём опыте пока молчит. Что касается книги Захара Прилепина, то как свидетельство очевидца и участника донбасских событий она и сейчас впечатляет, а лет через двадцать ей как историческому источнику цены не будет.
– В интервью нашей газете – четыре года назад вы сказали: «Есть мнение: переписывать историю недопустимо. Но ведь постоянно появляются новые сведения, сама жизнь вокруг нас меняется и заставляет по-другому смотреть на прошлое. Переписывается не только история Советского Союза, но и история Древнего Рима». Это действительно так, но допустимо ли, когда меняется политическая конъюнктура, а в угоду ей – сносятся памятники освободителям, например, – как то произошло недавно в Чехии, и наблюдается частенько в Прибалтике, в Польше, в Украине и т.д.?
– То, что я говорил о неизбежности и оправданности изменений нашего взгляда на прошлое, никак не связано с политической конъюнктурой. Я имел в виду историков, а не политиков. Да, в сносе памятников проявляется эта самая конъюнктура, но ведь она же проявилась когда-то в их установке. В СССР был даже такой термин – монументальная пропаганда. Не надо делать вид, будто мы не понимаем, что причина сноса памятника маршалу Коневу в Праге – не в маршале Коневе. Другое дело, что война с памятниками мне не нравится. В ней проявляется мелочная мстительность и обывательское стремление отменить прошлое, сделать бывшее небывшим. К сожалению, войны памяти ведутся без правил. Когда в Польше начали сносить памятники советским воинам, у нас выместили обиду на великом английском писателе польского происхождения Джозефе Конраде – в Вологде, где он родился в семье ссыльных, убрали посвящённый ему памятный знак. Под тем предлогом, будто вологжане якобы не знают такого писателя. Хорошо, что в моменты обострения советско-польских и российско-польских отношений никому не взбрело в голову вынести из Летнего сада в Петербурге бюст польского короля Яна Собеского, победителя турок под Веной в 1683 г. В Россию его привёз Пётр I. И я рад, что бронзовый Александр II как стоял на главной площади Хельсинки при Российской империи, так и стоит до сих пор. А в России все памятники царю-освободителю снесли после революции. Лучше всего сказал об этом писатель Сергей Носов в своей замечательной книге «Тайная жизнь петербургских памятников»: «Памятники – те самые объекты, через которые человеческая история охотнее всего выражает свою так называемую иронию. Любой памятник рано или поздно становится жертвой этой жестокой иронии, и хотя бы уже поэтому каждый из них достоин нашего сочувствия. Издеваться над памятниками и глупо, и скверно. Глупо – так же, как глупо портить исторические документы. Скверно – так же, как скверно обижать беззащитных».
– Многие сюжеты рассказов из вашей книги «Маяк на Хийумаа», изданной пару лет назад, связаны с вашими архивными изысканиями. Расскажите, что самое сложное в работе с российскими архивами? Многие исследователи жалуются на многочисленные бюрократические препоны, поборы и другие нарушения? Вам приходилось с таким сталкиваться?
– С бюрократическими препонами и тем более денежными поборами в архивах я не сталкивался. Другое дело, что интересы историков и государства, которое охраняет свои секреты, часто противоположны. Не думаю, что желание сохранить что-то в тайне от публики всегда оправдано высшими соображениями, но не сомневаюсь, что так тоже бывает. А сами по себе архивисты – хранители национальной памяти. Те из них, с кем я сталкивался лично, как люди были выше всяких похвал. Когда я работал над книгой о бароне Унгерне («Самодержец пустыни»), сотрудница ЦГАОР (теперь ГАРФ) Лидия Ивановна Петрушева принесла мне папку с вырезанными из эмигрантских газет заметками о бароне. Папка принадлежала историку, лидеру партии кадетов, а в эмиграции – редактору выходившей в Париже крупнейшей русской газеты «Последние новости» Павлу Милюкову. Он, оказывается, много лет интересовался Унгерном. Без Лидии Ивановны я бы эту папку никогда в жизни не нашёл. А «Зимнюю дорогу» не написал бы без помощи сотрудников архива ФСБ в Москве и Новосибирске.
– Как вы считаете, миф важнее точного исторического факта? Поясню свой вопрос: насколько важно, к примеру, сколько было героев-панфиловцев – 28 или больше? Как вы относитесь к «разоблачителям», вечно выискивающим любые свидетельства, способные поставить под сомнение нечто священное для народной памяти?
– Для учёного важен факт, для власти и широкой публики – миф. Не стоит оценивать это различие в нравственных категориях и считать, что одно лучше другого. Всё хорошо на своём месте. То, что годится для кино, не всегда уместно в сборнике научных работ. У факта своя территория, у мифа – своя. В идеале они не должны пересекаться, но в реальности такие пересечения и вытекающие из них конфликты происходят постоянно. Думаю, в будущем ничего тут не изменится.
– Вы как-то обмолвились: «Не судите о ходе истории по историческим романам». «Тихий Дон», по-вашему, можно рассматривать как достоверную иллюстрацию Гражданской войны? Или скажем так: можно ли не изучая подробно историю Гражданской, понять её суть, прочитав один только «Тихий Дон»?
– «Тихий Дон» – не исторический роман. Он написан современником событий, тем и ценен. Я бы сказал так: главный роман Шолохова может служить прекрасным введением в историю Гражданской войны, но чтобы создать более полное о ней представление, наряду с художественной литературой нужно читать газеты того времени, дневники, мемуары, сборники документов. Обычные фотографии не менее важны, чем проза лучших мастеров.
– Как вы относитесь к вновь и вновь возникающим то тут, то там публикациям о том, что Шолохов – всего лишь жалкий плагиатор или мистификатор?
– Отношусь отрицательно, хотя моя уверенность в том, что автор «Тихого Дона» – Шолохов, основана исключительно на интуиции. Я никогда не вникал в аргументы дискутирующих сторон, просто Шолохов кажется мне похожим на человека, написавшего «Тихий Дон». Меня пытаются уверить, что такой роман не мог быть создан таким молодым и неопытным автором, но вот я сейчас читаю прекрасную биографию Есенина, написанную Захаром Прилепиным, и Прилепин не берётся объяснить, каким образом юноша, почти подросток, пописывающий ученические стишки, за пару лет вдруг превратился в одного из лучших русских поэтов. Созревание таланта – процесс таинственный. В смутные времена – особенно. А если Шолохов опирался не только на собственный опыт и чьи-то устные рассказы, но пользовался неопубликованными чужими дневниками или письмами – это нормально для эпического писателя.
– Я знаю, что вы – большой знаток поэзии 1920-х годов и собирались составить «Антологию поэзии Гражданской войны». Идея ещё актуальна? Вы работаете над ней?
– Работаю – это, пожалуй, чересчур сильно сказано. Я об этом думаю.

Беседовал Иван КОРОТКОВ

3 комментария на «“Для учёного важен факт, для власти и широкой публики – миф”»

  1. Юзик Коженевский, ставший классиком английской литературы Джозефом Конрадом, родился в городе Бердичеве! Это знают все читатели его книг и потомки старых жителей славного города Бердичева, ставшего героем анекдотов только из-за того, что по нему проходила черта оседлости. Вы еще напишите, что Бальзак венчался не в Бердичеве, историки!

  2. Уважаемый Федор, вы правы, разумеется. Как поклонник Конрада я прекрасно знаю, что он родился в Бердичеве, а в Вологду попал с родителями чуть позже, но увы, все мы иногда делаем ошибки, связанные с несовершенством нашей памяти. Спасибо, что поправили меня.

  3. По поводу Шолохова автор пишет: “Я никогда не вникал в аргументы дискутирующих сторон, просто Шолохов кажется мне похожим на человека, написавшего «Тихий Дон». Меня пытаются уверить, что такой роман не мог быть создан таким молодым и неопытным автором…”
    Никогда не вникал… А почему, собственно? Ведь равнодушие к таким довольно фундаментальным вопросам современной литературы как авторство одно из ведущих романов характеризует стиль мышления -зачем тогда Леониду Юзефовичу претендовать на докуметальную точность в своих романах, на роль историка – если в другом, но в чем-то аналогичном случае – он “никогда не вникал”?
    Это не просто парадокс, а характерный стиль мышления в чем-то несостоявшейся советской интеллигенции. Причем именно ее скрытый внутренний комплекс своей неполноценности внешне прикрывается вот этим “никогда не интересовался”…
    Попробуем представить на миг, мог бы сказать такие слова Пушкин, Лермонтов, Толстой…. Булгаков… ???
    Такое впечатление, что у всей этой интеллигенции, даже и у лучших ее представителей, свобода внутренняя, оценка того или иного явления, факта – любого уровня – ограничена некими социальными скрепами, линиями… через которые сознание переходить “не должно”. И поэтому получается не “взять и исследовать самому” любую проблему, но (как сказал как-то по этому же поводу писатель В.Крупин: “А какая разница мне, если роман все равно хороший?”) найти способы уклониться от решения (“какая мне выгода”?)…
    Если кратко, то – какое-то сочетание нравственного императива и морального релятивизма… И все это в одном флаконе!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.