ГОЛОД

Рубрика в газете: РАССКАЗ-ДОКУМЕНТ, № 2019 / 2, 18.01.2019, автор: Борис МИСЮК

Украинский писатель Павел Иванович Наниев маялся в ГУЛАГе, в Сибири, в конце 1940-х. Непыльная работка довела до краю: лежал в лагерной больничке и при росте 172 см весил 29 кг!.. Намного ли больше весит скелет?.. Санитары прикидывали: 268-й или 269-й номерок готовить ему на большой палец ноги… Сквозь рёбра, кажется, и потроха просвечивали. Вон чуть пошевеливающиеся тени – лёгкие, дышит, значит, ещё, а вон усохший до мячика пинг-понга желудок, сердце медленно-медленно, но всё же тикает – как часы на стенке, гирька пока до пола не опустилась.

Павел Иванович Наниев (Павло Наніïв)

В отдельной палате лежит толстопузый лагерный кинолог, пузо как раз и лечит. Зэки: кино снимать приехал, что ли? А благодаря именно ему Павло Иваныч и выжил! Собаковод дал добро давать больным отвар с убоины, который готовили для псов. По капле отвара, по крошке хлебной – так и выкарабкался будущий лауреат Госпремии Украины. Слава Богу, не было рядом сердобольных со жратвой: вишь, какой тощий, прям шкилет, пожирней ему дай… А это для дистрофика – верная смерть!..

Суп из картофельных очистков, морковных обрезков с отваром из той же убоины – на такой вот диете он постепенно и воскрес.

А как попал-то в ГУЛАГ, в этот самый сибирский лагерь на Енисее? Судьба, знать! «Я круглый двоечник, – с улыбкой говаривал Наниев после двенадцати лет отсидки, – я родился 2.02.22». А в 22 года, в 1944-ом, он выпустил первую тоненькую книжечку стихов на украинском языке и добровольцем пошёл на войну. До этого не брали в армию по здоровью.

 

Вот она, кистеперая Латимерия

 

Осторов Безымянный. Декабрь 2018

А книжечку внимательно, между тем, прочитали «компетентные органы» и в том же году отозвали автора с фронта – чтобы посадить. За что?.. Все двенадцать плюс ещё пять или шесть лет он терзался этим вопросом, пока не настала «эпоха реабилитанса» и он сумел пробиться к архиву НКВД.

«Несколько дней читал я этот во-о-т такой толстенный том, – Павло Иваныч во всю ширину раздвигает два пальца, большой и указательный, – и лишь в самом конце увидел ленточку-вырезку из своей книжки. И истерически, хоть и беззвучно (НКВД ж вокруг), смеялся!.. Там в стихотворной строчке были два слова: вільна Україна. Всё! ОУН! Враг, член Организации украинских националистов! Червончик на языке зэков, десять полновесных лет – притом, как говорится, повезло – не «без права переписки».

Благодаря такому «везенью», поэт Павло Наниев перестал быть поэтом и стал прозаиком. И ещё… Не был он украинским националистом, но, вот же сделали его таким именно они, внимательные его читатели из НКВД.

Законы истории едины, гласит энциклопедия, невозможно голод или массовые репрессии приписывать исключительно одной стране мира. Так, американцы по их собственной статистике за десятилетие с 1931-го по 1940 год, то есть уже за пределами Великой депрессии, потеряли восемь с половиной миллионов человек. Почти вдвое больше, чем унесли сталинские репрессии. Этому даже присвоили имя собственное: «Великий американский голодомор». И так он перекликается с украинским…

Родился Павло Иванович на Винничине, в деревне Белой Ямпольского района. «Наше село раскинулось на берегу Днестра, который до 1940 года был государственной границей. На том берегу – Молдова, то есть королевская Румыния, а на этом – Советская Украина… Глядели люди на Бессарабский берег и завидовали. Там на каждом клочке земли и кони, и овцы, и коровы, птица, большие скирды пшеницы, и в церкви каждое воскресенье звонят, а на наших подворьях ничего этого нет, даже в церкви звонить запретила советская власть, разве что на пожар. Смотрели люди на тот берег и вздыхали, а оттуда дразнили выкриками:
– Продай свиню, заплати пеню! – Нi корови, нi свинi, тiльки Сталiн на стiнi! – Серп i молот – смерть i голод! Значит, знали на том берегу, какая у нас крайняя нужда».

Лето 1932-го выдалось погожим, год – урожайным. Однако всё, что собрали, забрало государство, оставив колхозникам лишь палочки трудодней. Народ с голоду набросился на хлебные поля, картофельные и свекольные плантации, но за срезанные колоски отправляли в Сибирь. Одиннадцатилетний Павло со старшей сестрой чудом избегли той же участи: повязавший их москаль, как уже тогда называли красноармейцев, бросил их и погнался на коне за взрослыми «стригалями».

«Голодных людей бродило тогда по приднестровским сёлам много, – напишет позже Наниев в повести «Лозинова труна»
(«Гроб из лозы»). – Изнеможённые, они падали на улицах, и некому было их хоронить на кладбище, ни у кого не хватало сил… Ни досок, ни гвоздей в селе не было, но сметливый председатель сельсовета придумал плести гробы из вербной лозы».

Едва оклемавшись, тринадцатилетний Павло напишет пьесу «Голод» и тогда же, в 1935-ом, отправится в Киев, чтобы показать её самому Корнейчуку, великому украинскому «письменнику», у которого в 1933-ем уже вышла знаменитая драма «Гибель эскадры», а через год «Платон Кречет». Александр Евдокимович, прочитав полтетрадки, «сурово глянул на меня: – Где ты видел то, про что пишешь?.. Приснилось тебе, верно. Не было этого, хлопец, нигде. В Советском Союзе такого не может быть. Не мо-жет! Так что возьми свою тетрадь, порви и выбрось в ту мусорную корзинку. При мне это сделай, тут, немедленно и больше про это не пиши. Понял?»

Поймёт классика Павло лишь через десять лет, в кабинете одесского следователя на допросах.

На фронте, в 1944-ом, не успев толком повоевать, он однако успел написать очерк «Голод». Эта ножевая тема намертво взяла его в полон. Очерк, естественно, опубликовать нигде не довелось, зато в руки «внимательных читателей» он угодил и в рукописи. Она-то (поэтическую книжку они прочли после) и привела его в печально знаменитую тюрьму, воспетую даже Леонидом Утёсовым:

                                                        С одесского кичмана

                                     бежали два уркана…

На каждом этаже уголок по стояку был отгорожен и залит хлорной известью, там хранились мётлы, швабры и вёдра. Именно туда запирали за малейшую провинность. Там можно было поместиться только стоя. Человек выдерживал в хлорных парах минут пять, потом начинал кашлять, задыхаться, кричать, стонать. Дубаки, то есть надзиратели, всё просчитали и открывали зэка лишь тогда, когда он замолкал. Павло Иванович угодил в уголок… за шахматы. Он слепил из хлеба шахматные фигурки, цементный пол камеры расчертили куском штукатурки под шахматную доску, ну и стали устраивать целые турниры. А хлеб идеально подходил для лепки. Одессу освободили в 1944-ом, немцы, уходя, подожгли элеватор, вот из этой горелой пшеницы и пекли хлеб для заключённых. И зэки корили гансов-фрицев: почто, мол, кичман заодно не сожгли, уроды?..

В повести «Лозинова труна» Павло Наниев напишет: «Після голодомору 1932 і 1933 років радяньська влада втямила: щоб забезпечетися достатньою кількістю зерна, державної монополії на землю мало. Треба щоб її хтось обробляв. А хто ж як не селянин?». После голодомора 1932 и 1933 годов советская власть поняла: чтоб обеспечить достаточное количество зерна, государственной монополии на землю мало. Нужно, чтоб её кто-то обрабатывал. А кто же, если не крестьянин?

Во второй половине сороковых, после войны, крестьяне в основном состояли из пацанов да баб. Вот последние и пахали, припеваючи: я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик! А настоящие мужики, сотни тысяч, «пахали» там, куда Макар телят не гонял, на лесоповале да в шахтах-рудниках. Павло Иванович попал как раз на оловянный рудник, слава Богу, не урановый, там бы точно не выжил. Кормили хуже, чем в одесской тюрьме. А тяжеленную тачку, доверху гружённую рудой или породой, считай, живому скелету приходилось катать по двенадцать часов кряду. Тачку называли ОСО – по имени знаменитой «тройки» или «Особого совещания», раздававшего очно и заочно червончики и вышку, то есть расстрельные приговоры. ОСО – две ручки, колесо. Она-то в союзе с голодухой и укатала сивку в крутые горки – в лагерную больничку, в 29 кг, в предсмертные дистрофики.

В этом состоянии тело человека проходит обратный путь эволюции до самого конца, вернее до самого начала – до рыбы! Да, видно, до той самой кистеперой, что впервые стала выползать на сушу. Павло Иваныч рассказывал мне, представьте, с улыбкой рассказывал, удивляясь самому себе:

– Кожа, наверное, спасаясь от высыхания, покрывается мелкой-мелкой такой чешуёй серебристой… Потрёшь, дунешь – она слетает.

После лагерной семилетки Наниев ещё пять лет живёт на берегах Енисея, на принудительном поселении. Зато здесь встретит он добрую судьбу свою – Татьяну, женится и увезёт её с собой в Бессарабию, на родину – на всю оставшуюся жизнь.

Посреди могучего, раздольного Енисея есть неширокий, но длинный, километра полтора, остров Безымянный. Это по лоции, а в народе у него иное имя – Проклятый. Павло Иваныч долго не мог разгадать загадку такого имени. Пока однажды не поехал туда на лодке за молоком. Там виднелись коровы и домик. А в домике обитала бабушка, тоже бывшая сиделица, похоронившая здесь мужа и решившая остаться навсегда. Наниев разговорился с ней, и тогда бабушка повела его на середину острова, и он увидел идущий во всю длину Безымянного странный неглубокий овраг не овраг, а будто просевшую под неведомой тяжестью почву. Хозяйка Проклятого острова дала ему в руки остроносую лопату – заступ и сказала одно слово: «Копни». Заступ вонзился в землю всего на штык и уткнулся во что-то твёрдое. Под тонким слоем почвы оказались человеческие черепа и кости. Черепа почти все были с круглыми дырочками в затылке…

– Знаешь, что такое Сиблон? – спросила бабушка.

– Слыхал. Этим словом у нас детей пугают. Сибирский лагерь особого назначения, так?

– Так. А находился он как раз тут, на острове. Потому его так и зовут…

Да, видно, много ещё всего «безымянного» на просторах нашей огромной, прекрасной и такой несчастливой страны!..

Википедия: История голодомора и его причины исследованы и изучены досконально. И учёные пришли к выводу, что голод 1932-33 годов, унёсший миллионы жизней, был преступлением Советской власти против своего же советского народа. (Не странно ли, а: Советская власть с большой буквы, а советский народ – с маленькой, строчной). Больше всех пострадали зерновые районы: Украина, Северный Кавказ, Поволжье и Чернозёмная полоса России. Но как-то замяли эту чёрную страницу нашей истории. Точных данных о количестве погибших от голода в УССР нет. По оценкам современных демографов, вероятный размер сверхсмертности для Украинской ССР в 1933 году составил 2,2 миллиона человек. В публикациях североамериканской диаспоры, а также с трибун отдельных украинских политиков назывались цифры в семь, восемь и даже десять миллионов. Демографы отмечают очевидную завышенность цифр. А ряд историков полагают политическую заострённость цифр в 7 и 10 миллионов. В 2013 году Институт демографии и социальных исследований Академии наук Украины провёл международную научную конференцию «Голод на Украине в первой половине XX столетия: причины и результаты (1921–1923, 1932–1933, 1946–1947)», где были опубликованы оценки потерь в результате голода 1932–1933 годов: избыточное количество смертей населения Украины составило 3 млн. 917,8 тыс. чел., России – 3 млн. 264,6 тыс., Казахстана – 1 млн. 258,2 тыс. чел., суммарно на всей территории СССР – 8 млн. 731,9 тыс. чел.

Но вот пришёл к власти президент Ющенко и стал ворошить сгнившие трупы (как вам нравится эта формулировка?). Он приравнял голодомор на Украине к геноциду, обвинил в этом бедствии Россию, и добивается, чтобы этот бред признал весь мир, как признал он Холокост.

Советская и постсоветская пресса «этот бред» окрестила, как спекуляцию на трагедии, вот так:

По сводке ГПУ, которая является каким не каким, а всё же официальным документом, в самый разгар голодомора с декабря
1932-го по апрель 1933-го умерло от голода 2 млн. 240 тыс. 100 человек. Даже если взять неучтённых и умерших позже или ранее, то пусть это будет 3 миллиона. Так вот, если мы умножим эти 3 миллиона на 4, то как раз и получим 12 миллионов Иванченка, автора книги «Голодомори в підрадянській Україні». У другого соавтора этой книги, Павла
Наниева, их вообще 13 миллионов. Мы за годы самостийности потеряли по статистике 6 млн. человек. Поступаем, как Иванченко или Наниев (надо заметить что это ещё не самые резвые математики, у некоторых число жертв доходит до 20 миллионов), увеличиваем число потерь украинцев за годы самостийности в 4 раза, учитывая не рождённых и прочих не учтённых, и получим порядка
24 миллионов. Вот где настоящий геноцид, вот где подлинное уничтожение народа.

Вы только пошевелите своими окраинными мозгами, только подумайте, – когда преступное руководство Украины во главе с Кравчуком ради выхода из состава Советского Союза совместно с преступным руководством России и Белоруссии разрушало СССР, то на момент обретения независимости Украина обладала территорией более чем в 22 раза (!) большей, чем та, с которой в 1654 году к Московскому Централизованному Государству прибился Богдан Хмельницкий. А численность населения была в 70 раз большей, чем во времена Хмельницкого. Не говоря уже о небывалом экономическом, научном и культурном расцвете Украины.

А Павло Наниев, между тем, вывел на чистую воду тёзку своего – Павла Постышева, главнокомандующего голодомором на Украине. Сталин, зная его бульдожью хватку, лично назначил этого цепного пса руководить сбором зерна, а точнее – карой, наказанием украинцев за самое упорное в СССР и долгое сопротивление коллективизации. И он на 100, если не на все 200% оправдал это доверие!

Постышев критиковал украинских коммунистов за «отсутствие большевицкой бдительности» и требовал строгого исполнения норм по изъятию зерна, которые Сталин постоянно увеличивал. Подчинённые Постышева проводили жестокую кампанию на селе, разыскивая спрятанный хлеб и конфискуя его подчистую. От этого начался голод, но грабители не обращали на него внимания. В рукотворной катастрофе 1932-33-го погибли миллионы. Она затронула и многие другие части СССР, но Украину сильнее всего.

В марте 1937-го Постышев был отозван с Украины и назначен первым секретарём Куйбышевского обкома партии. Во время Большого Террора он начал там широчайшую охоту на «врагов народа». Но несмотря на то, что зарекомендовал себя фанатичным борцом с троцкистами, его вскоре самого обвинили в принадлежности к троцкизму, сняли с обкома, а в феврале 1938-го арестовали в Москве. Причиной ареста послужил донос Льва Мехлиса, который сам опасался стать жертвой Постышева. Павел Постышев был расстрелян в Бутырской тюрьме 26 февраля 1939. Его прежнюю должность на Украине занял Хрущёв, имея помощниками Молотова и Ежова.

Не между прочим, однако, у нас во Владивостоке по сю пору есть улица Павла Постышева и лет двадцать на промысле работал огромный – семьсот человек экипажа – плавзавод-краболов с его именем на борту… Несмотря на просьбы и предупреждения украинских коммунистов, Сталин поднял задание по хлебозаготовкам в Украине на 44 %. Его решение и та жестокость, с какой оно выполнялось, обрекли миллионы на смерть от искусственно созданного голода, который достиг пика в начале 1933-го. Подсчёты показывают, что в начале зимы на среднюю крестьянскую семью в пять человек приходилось около 80 кг зерна до следующего урожая. Другими словами, каждый член семьи получал для выживания 1,7 кг зерна в месяц. Оставшись без хлеба, крестьяне поедали домашних животных, крыс, ели кору и листья деревьев, питались отбросами хорошо снабжаемых кухонь начальства. Имели место многочисленные случаи каннибализма. Как пишет один советский автор: «Сначала умирали мужчины. Затем дети. Последними умирали женщины. Однако ещё перед смертью многие сходили с ума, теряли человеческий облик». Несмотря на то, что вымирали уже целые сёла, партийные активисты продолжали отбирать зерно.

Советская статистика того времени известна своей невысокой достоверностью (Сталин, недовольный результатами переписи 1937 года, показавшими ужасающий уровень смертности, приказал расстрелять ведущих организаторов переписи). Поэтому определить численность жертв голода очень сложно. Подсчёты, основанные на методах демографической экстраполяции, показывают, что число погибших во время голодомора в Украине составило от 3 до 6 миллионов человек.

Примечательным аспектом голодомора были попытки власти стереть его из людской памяти. Ещё относительно недавно советская позиция в этом вопросе была однозначной: отрицался сам факт голода. Разумеется, если бы истинные масштабы голодомора стали общеизвестными, это нанесло бы непоправимый ущерб тому образу «светоча мира и прогресса», который Москва пыталась утвердить в сознании людей как внутри СССР, так и за рубежом. Поэтому долгое время режим запрещал даже упоминать об этой трагедии.

«СПЕКУЛЯЦИЯ НА ТРАГЕДИИ» – под таким названием исписаны сотни, если не тысячи страниц. Однако «спекуляция» – само это слово никак не применимо к моему герою, ни с какого боку! Он ведь дожил до своего биологического, «чешуйчатого» открытия, испытав, что называется, на собственной шкуре самую вершину и нечеловеческую суть Голода. Он пережил невообразимый этот обратный ход эволюции, сумел доплаваться, как говорят на флоте, аж до неё, до кистеперой…

 

г. ВЛАДИВОСТОК

Один комментарий на «“ГОЛОД”»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.