Культура и власть от Сталина до Горбачёва

Почему провалился масштабный архивный проект

Рубрика в газете: Архивный беспредел, № 2019 / 22, 14.06.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

(Окончание. Начало в № 21)

 

9. Метод главного архивиста страны
Артизова: тяп-ляп и готово

 

Параллельно с командой Аймермахера выявлением и анализом документов по теме «Власть и художественная интеллигенция» занимались также архивисты Андрей Артизов и Олег Наумов, которые до этого специализировались совсем на других вопросах (Артизов изучал школу Михаила Покровского, защитив в 1998 году в какой-то непонятной конторе докторскую диссертацию, а Наумов когда-то написал кандидатскую диссертацию о формировании технической интеллигенции в нашей стране с 1917 до середины 30-х годов). В 1999 году два приятеля выпустили сборник архивных материалов «Власть и художественная интеллигенция. Документы. 1917–1953». При этом они обошлись без патронажа Аймермахера, сделав ставку на фонд «Демократия» главного прораба перестройки Александра Яковлева.
Артизов и Наумов оговорили, что отбирали документы в основном из трёх архивов: Президента России, РГАСПИ и Федеральной службы безопасности. Однако добрую четверть включённых ими в книгу «Власть и художественная интеллигенция…» материалов ранее уже опубликовал Денис Бабиченко. Зачем Артизов и Наумов решили повториться, осталось неясно.
Впрочем, в сборнике двух архивистов обнаружились более существенные недостатки. Давая к некоторым документам свои комментарии, Артизов и Наумов чуть ли не текстуально повторили примечания, которые сделал Бабиченко в 1997 году для сборника «Счастье литературы». Государство и писатели. 1925–1938 гг. Документы» (предлагаю сравнить комментарии в обеих книгах к документам, в частности, о Главискусстве).
Или вот такой момент. По некоторым отобранным Артизовым и Наумовым документам видно, что в разное время к управлению искусством некое отношение имели Главполитпросвет, Главрепертком, Главискусство, Комитет по делам искусств, другие структуры. Но ни в одном комментарии составители книги не поясняли, что это были за организации, когда они функционировали, какие у них имелись полномочия и кто ими руководил.
Сошлюсь в подтверждение своих выводов на два документа. В сборнике Артизова и Наумова опубликовано два постановления Политбюро ЦК РКП(б): от 18 августа и 25 сентября 1924 года. В первом говорилось о том, что специальная комиссия должна определить в том числе: «а) нужен ли Репертком, б) его состав» (с. 47). В другом постановлении было сказано: «а) Поручить Секретариату [ЦК] изменить состав Реперткома с тем, чтобы в него вошёл ответственный работник Агитпропа» (с. 47). И как были выполнены эти указания? Остался Репертком (и если да, то кто вошёл в его состав) или нет? В комментариях к сборнику документов это никак не отразилось.
2 октября 1924 года Политбюро ЦК признало нецелесообразным создавать новый журнал «Литература и критик». Артизов и Наумов в своём сборнике привели текст постановления по этому вопросу. Но откуда взялась идея этого журнала, кто внёс в ЦК предложение о выпуске этого журнала и чем руководствовался Кремль, когда отверг интересный проект? Согласитесь: всё это следовало хотя бы пунктирно изложить в комментариях. Но Артизов и Наумов поленились это сделать (или не захотели, потому что для начала им следовало провести некую разыскательскую работу).
Также непрофессионально составители сборника поступили и при публикации принятого 9 декабря 1937 года постановления Оргбюро ЦК «О ликвидации вредительской системы изъятия Главлитом литературы». Если б они проявили хотя бы капельку старания, то наверняка нашли бы в архивах записку Льва Мехлиса на эту тему, исходя из которой Оргбюро приняло столь грозное решение. Дальше составители узнали бы, что на этом дело Главлита не закончилось. Мехлис потом внёс новые записки о Главлите, которые привели к аресту и последующему расстрелу главного цензора страны С.Ингулова. Тут, к слову, весьма было бы уместно дать краткие справки о Мехлисе и Ингулове. Но составители книги до этого не додумались.
С персоналиями вообще у Артизова и Наумова оказалось много проблем. Приведу такой пример. Два составителя отобрали для книги внушительное количество документов о создании Союза советских писателей. Но создавался этот Союз не только на основе партийных постановлений. За этот участок работы отвечали конкретные люди. Сначала очень многое зависело от И.Гронского, потом от П.Юдина, дальше появился А.Щербаков. Это оргсекретари. Но были ещё В.Кирпотин, С.Динамов, Н.Рабичев из аппарата ЦК ВКП(б). Были другие люди. А как это отмечено в комментариях? Где хотя бы краткие сведения о них? Или имена этих людей Артизову и Наумову ни о чём не говорили?
Другой пример. В свой сборник Артизов и Наумов включили письмо директора МХАТа Мих. Аркадьева к Сталину от 26 апреля 1937 года. Но кем был автор этого письма? Что он из себя представлял? И как оказался в театре? Судя по помещённым в книге комментариям, Артизов и Наумов ранее никогда об Аркадьеве даже не слышали, а выяснять судьбу этого человека хотя бы для своего сборника не пожелали.
А как прикажете относиться к публикации Артизовым и Наумовым постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о Литературном институте от 30 декабря 1944 года? Что – партверхушка совершенно случайно взялась под конец войны за Литинститут? Нет, этому предшествовали аресты среди студентов (в частности, чекисты взяли под стражу Аркадия Белинкова, который ходил в любимцах у Виктора Шкловского). Из-за этих арестов власть сняла директора института литературоведа Гавриила Федосеева. Однако составители книги об этом даже не упомянули. В постановлении Оргбюро говорилось: «Утвердить директором института писателя Ильенкова В.П.». Но Ильенков к обязанностям директора так и не приступил. Директором стал Фёдор Гладков. А в каких примечаниях или комментариях об этом сказано?
Такое впечатление, что Артизов и Наумов очень слабо представляли себе многие реалии культурной жизни страны в 1917–1953 годах. Не поэтому ли столь несерьёзными у них получились комментарии? Я это ещё мягко сказал. По большому счёту: два приятеля навязали читателям халтуру. Это будет более правильной оценкой их труда.
Добавлю: впоследствии Артизов и Наумов пришли к руководству Федеральным архивным агентством и никаких собственных монографий ни на какую тему уже не выпустили. Зато Артизов стал указывать себя во многих сборниках как ответственный редактор, руководитель коллектива или член редколлегии, забывая при этом сообщить, что именно лично он написал для этих сборников (или какие именно документы разыскал в архивах лично он). Интересно, что, не имея серьёзных научных трудов, сей функционер тем не менее в середине десятых годов осмелился баллотироваться в академики.

 
10. Обещания Горяевой

 

Ещё в 1997 году Горяева публично объявила, что масштабная программа «Структура, формы и механизмы советской культурной политики (документация и научный анализ)» не ограничится лишь составлением схем и публикацией сведений о составе руководящих органов.
«В дальнейшем, начиная с декабря 1997 г., – обещала Горяева, – начнут реализовываться подпроекты по различным темам: «по литературной политике», «по театру», «по кино», «по изобразительному искусству» («Отечественные архивы. 1997. № 5. С. 120).
Но первым оказался реализованным подпроект по радио (хотя официально эта тема в качестве подпроекта нигде не фигурировала).

 
11. Разве это не халтура?!

 

В 2007 году Горяева выпустила сборник «Великая книга дня…» Радио в СССР. Документы и материалы». Но насколько он получился полным и достоверным?
Я внимательно изучил первый раздел «Организация и руководство радиовещанием: приказы, распоряжения, протоколы, стенограммы» и был сильно разочарован. Во-первых, он во многом повторил изданный Горяевой в 1991 году сборник «История советской радиожурналистики», хотя за 16 лет учёные выявили много других важных документов о советском радиовещании. Во-вторых, я не нашёл в книге 2007 года издания ни одного документа о передаче руководства радиовещанием Шотману, Александру Бердникову, Николаю Смирнову или Феликсу Кону (а именно они рулили этим делом во второй половине 20-х – начале 30-х годов).
Не попали в сборник весьма выразительные документы и о провалах первого председателя радиокомитета Платона Керженцева. Специально для Горяевой рассказываю: весной 1935 года работу ведомства проверил Комитет партконтроля. Он признал, что в радиокомитете отсутствовало твёрдое руководство, а аппарат был обильно заражён мелкобуржуазной богемой и рвачеством. Однако Керженцев со многими выводами партийных следователей не согласился и отправил Сталину пояснительное письмо. И как поступил вождь? С одной стороны, он не стал возражать, чтобы Керженцеву влепили строгий выговор, а с другой – вскоре повысил его и назначил председателем Комитета по делам искусств. Все эти документы, повторю, сохранились, но почему Горяева их проигнорировала, неясно.
После Керженцева в радиокомитете хозяйничали Мальцев, Стуков, Поликарпов, Пузин… По всем этим функционерам решения принимались на Политбюро. А где они в сборнике? Их нет. Как нет и документов за подписью того же Мальцева.
По составленному Горяевой сборнику трудно понять, кто конкретно осуществлял руководство радиовещанием в партаппарате. Из других источников известно, что в середине 30-х годов вопросы радио в ЦК курировал в основном Культпроп и, в частности, Ангаров и Е.Тамаркин (этот функционер одно время сам работал в радиокомитете). Но как они рулили? Об этом можно судить хотя бы по направленной ими 22 февраля 1937 года на четырёх страницах записке Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову и Ежову. Записка касалась журнала «Радиофронт».
Два партфункционера сообщили, что журнал занимался откровенной пропагандой западных радиопередач. «Редакция журнала «Радиофронт», – подчёркивали они, – в своей практической работе действительно льёт воду на мельницу фашизма». Как утверждали Ангаров и Тамаркин, в редакции засели враги партии. Вывод был такой: редактора журнала Чумакова следовало немедленно уволить.
Это важный документ по истории советского радио или нет? Судя по всему, важный. А почему Горяева его проигнорировала? Не дошли руки? Или просто лень было посидеть в РГАСПИ и РГАНИ?
Безобразно подготовили Горяева с коллегами и примечания к документам. На странице 181 она сообщала: «Пузин А.Л. (1904–1987) – председатель ВРК при СНК СССР в 1945–1960 гг.». А на странице 182 Горяева сообщала уже другое: «Пузин А.А. (1904–1987) – председатель Радиокомитета и начальник Главного управления радиоинформации Министерства культуры СССР с 1945 г. по 1957 г.». И чему верить? Во-первых, в одном случае она перепутала инициалы Пузина. В других случаях смешала названия ведомств и даты. Кафтанова она в 1951 году назначила первым заместителем министра культуры (с. 186). Хотя Минкульт был создан двумя годами позже. А Н.Месяцев вообще-то был послом в Австралии, но не в Австрии.
Маленькое отступление. Уже в 2009 году Горяева переиздала обе своих монографии: «Радио России» и «Политическая цензура в СССР». В одной она вообще ничего не изменила. В другую внесла несколько несущественных поправок. Что любопытно? Ни в одном переиздании Горяева даже словом не упомянула Аймермахера и созданную им серию «Культура и власть от Сталина до Горбачёва». Переиздания обеих монографий Горяевой вышли в другой серии: «История сталинизма», в редсовете которой значились имена С.Мироненко, Ю.Пивоварова, А.Сорокина, О.Хлевнюка и некоторых других российских историков, известных либеральными взглядами. Но я не понял, что, Горяева радиодела и цензуру рассматривала лишь в контексте истории сталинизма? Я уже не говорю об отсутствии логики. Сталин умер в 1953 году, а Горяева рассказывала об истории цензуры до 1991 года. Что – сталинизм продолжал всё определять в цензуре и в 1991 году? Как-то всё это глупо.

 
12. Сплошное дилетантство,
или Почему провальными получились сборники о Союзе писателей

 

Вернусь к реализации заявленных Горяевой подпроектов по программе Аймермахера. Их реализация по непонятным причинам затянулась на многие годы. Из четырёх упомянутых в 1997 году Горяевой подпроектов чуть больше повезло теме, связанной с литературной политикой. В частности под её руководством началось издание многотомной серии документов о Союзе советских писателей. Первый том – «Между молотом и наковальней. Союз советских писателей СССР. Документы и комментарии. 1925 – июнь 1941 гг.» – вышел в 2010 году. Но у всех сразу возник закономерный вопрос: почему точкой отсчёта составители избрали 1925-й год? А разве до этого власть писателями не занималась? Разве до 1925 года государство не предпринимало попыток создания писательских союзов и колхозов?
Другой вопрос: почему на этот раз составители ограничились отбором документов в трёх архивах: РГАЛИ, РГАСПИ и ГАРФ? Почему вновь был проигнорирован РГАНИ? И что – Горяева не знала, что огромный массив документов о писательских сообществах 20–30-х годов давно отложился в архиве Института мировой литературы (ИМЛИ)?
Первый момент. Вспомним, почему власть в апреле 1932 года приняла постановление о создании литературного колхоза под названием Союз советских писателей. Не только потому, что всё хотела взять под свой контроль. Она устала от грызни разных группировок. РАПП требовал одно, Левый фронт хотел другого, «Перевал» выступал за третье… Все издавали свои манифесты, требовали для себя различных преференций и ненавидели оппонентов. А где эти манифесты, заявления, письма, другие документы в сборнике? В основном они упомянуты в комментариях. Меж тем в архивах отложились даже не десятки, а сотни материалов на эту тему. Я приведу перечень лишь некоторых документов за апрель-май 1932 года, которые, на мой взгляд, обязательно следовало включить в данную книгу: письма Фёдора Панфёрова Сталину за 23 и 27 апреля, письмо в секретариат ЦК ВКП(б) Л.Авербаха за 10 мая, письмо Кагановичу 10 мая Фадеева, письма в ЦК 11 мая Фадеева, Авербаха, Шолохова, Киршона и Макарьева, записка от 11 мая Сталину и Кагановичу зав. культпропом ЦК А.Стецкого и ещё несколько материалов. Без них, как я считаю, весь драматизм происшедших весной 1932 года событий глубоко осмыслить невозможно.

Татьяна ГОРЯЕВА

Следующее. В литературной жизни нашей страны долгое время огромную роль играли «толстые» журналы, многие из которых потом стали органами Союза советских писателей. Но в данном сборнике почему-то не оказалось документов, связанных с созданием «Красной нови», «Молодой гвардии», «Октября», «Нового мира», «Звезды», «Литературной учёбы» «Знамени», «Литературного критика», «Роман-газеты», «Дружбы народов» и некоторых других изданий. Не попали в этот сборник и документы о создании «Литературной газеты». Первый редактор «Литгазеты» Семён Канатчиков вообще никак не упомянут в данном издании. Почти ничего составители не дали в книге и о создании и первых годах работы Литературного института.
А как подана в сборнике тема увековечения памяти Маяковского?! Составители включили в книгу текст письма Лили Брик Сталину от 24 ноября 1935 года, после которого власть вспомнила о великом поэте. В контексте сборника Лиля Брик стала прямо-таки героической персоной. Из неё сделали прямо-таки знамя Маяковского. Но, во-первых, будем справедливы. Практически выпуск первых томов собрания сочинений поэта осуществлял тогда критик Иван Беспалов, которого вскоре репрессировали. А уже летом 1937 года власть по просьбе Л.В. Маяковской начала Лилю Брик отодвигать от официального маякововедения. Против монополии Брик на творчество поэта тогда же выступил сотрудник литмузея Бромберг, направивший соответствующее письмо наркому внутренних дел Ежову. А потом власть выдвинула на роль главного специалиста по Маяковскому критика Виктора Перцова. Хорошо это было или плохо? На мой взгляд, не Перцову следовало доверять руководство работами по изучению наследия Маяковского. Но это деталь. Печально в данном случае другое – отсутствие в сборнике важных документов на данную тему, из-за чего возникает искажённое представление о проблемах маякововедения во второй половине 30-х годов.
А как можно было избежать в таком сборнике вопроса о гонениях в предвоенные годы на журнал «Литературная критика» и советскую школу венгерского исследователя Г.Лукача? Организаторами травли журнала были Фадеев, Кирпотин и Ермилов. Они пытались устранить из литпроцесса М.Лифшица, В.Александрова, В.Гриба, других ярких критиков. В архивах сохранились жалобы литгенералитета на советских последователей Лукача, обращённые к Сталину. Но в данной книге их нет.
Такое впечатление, что сборник составляли люди, имеющие весьма слабое представление о том, чем занимался Союз писателей с момента своего создания вплоть до начала войны.


Очень небрежно (это самое мягкое слово) были сделаны для этого тома и комментарии. Я посмотрел в выходных данным тома, кто отвечал за комментарии. В книге сообщено: «Научно-справочный аппарат: Водопьянова З.К., Горяева Т.М., Домрачева Т.В., Красовицкая Т.Ю.» (с. 4). И всё сразу стало понятно. Ни одна из четверых указанных дам никогда вопросами литературы профессионально не занималась. И что они могли накомментировать?
Удивительно и другое. Буквально через несколько месяцев внушительный по объёму том «Между молотом и наковальней» неожиданно вышел в другом оформлении, уже в составе серии «История сталинизма» и без ссылки на содействие Российского гуманитарного научного фонда. При этом нигде не было указано, что это – переиздание. Зачем Горяева затеяла эти игры с непонятными перелицовками обложек, осталось неясно. Может, кому-то так проще было отмыть средства бюджета и зарубежных грантов?
Интересно, что через пять лет ситуация полностью повторилась и со вторым томом из двух книг: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР в годы Великой Отечественной войны. Июнь 1941 – сентябрь 1945 г. Документы и материалы». Вновь сначала вышли книги в одном оформлении и тут же последовало непонятное переиздание, но уже в серии «История сталинизма». Видимо, война для руководителей авторского коллектива данного тома Горяевой – всего лишь сталинизм и не более.
К слову: по своему уровню второй том (состоящий из двух книг) оказался намного хуже первого тома. Во-первых, непонятно, зачем составители включили в эти сборники давно опубликованные мемуары и дневниковые записи В.Киршона, проигнорировав хранящиеся в РГАЛИ и до сих пор неописанные фонды многих писателей – участников войны. Всё-таки в книгах подобного типа приоритеты должны отдаваться не перепечаткам чьих-то воспоминаний, а впервые выявленным в архивах документам. Во-вторых, ну сколько можно терпеть враньё в комментариях?
Приведу лишь один пример. Весной 1944 года Храпченко направил Сталину и Молотову проект постановления Совнаркома о присуждении Сталинских премий за 1943 год. Во второй книге второго тома приведены письмо Храпченко от 1 сентября 1944 года, проект постановления и комментарии составителей (Том 2, кн. 2, с. 114–117). И что сказано в комментариях? «Далее опущены разделы о присуждении Сталинских премий в области музыки, живописи, скульптуры, театрально-драматического искусства, художественной и хроникально-документальной кинематографии» (с. 116). Что из этого следует? Значит, Сталинские премии весной 1944 года за 1943 год присуждались. А как было в реальности? В реальности Сталин по каким-то причинам весной 1944 года премий присуждать не стал. Совнарком присудил эти премии лишь в январе 1946 года – сразу за 1943–1944 годы. Из списка Храпченко в начале 1946 года в число лауреатов по прозе попал лишь Шишков и Горбатов («пролетели» Айбек и Демирчян), по поэзии попали Антокольский, Кулешов, Первомайский, Прокофьев («мимо проскочили» Михалков и Эль-Регистан), в числе лауреатов остались два драматурга (Алексей Толстой и Маршак). Разница есть? И подобных ошибок, казусов и ляпов в двух книгах второго тома – не счесть.
Третий том документов о Союзе писателей (за 1946–1954 годы) нам обещали в 2017 году. Сейчас 2019 год, и пока ничего не вышло.

 
13. Провалившийя киноподпроект

 

В 2016 году одна из сподвижниц Горяевой – А.Л. Евстигнеева отчасти реализовала другой подпроект в рамках программы «Структура, формы и механизмы советской культурной политики (документация и научный анализ)» и выпустила сборник документов «Кино: организация управления и власть. 1917–1938 гг.». Однако она полностью повторила ошибки своей начальницы.
Трудно поверить в то, что Евстигнеева и Горяева не знали, что о советском кино отложился огромный массив документов в РГАНИ. Сошлюсь хотя бы на сохранившуюся в фонде «Политбюро ЦК КПСС» (опись 34) группу 21 – культура и искусство, формирование которой началось 13 августа 1919 года и закончилось 19 декабря на 1968 годах. В неё включены в том числе и такие дела: «Главное управление кинофотопромышленности при СНК СССР», «Комитет кинематографии при СНК СССР», «О развитии советской кинематографии», «О производстве и выпуске кинофильмов», «Стенограммы «Экспорт, импорт и прокат кинофильмов» и многие другие.
Что же мешало Евстигнеевой и Горяевой обратиться к этому хранящемуся в РГАНИ своду документов? Если в 2004 году ещё можно было сослаться на секретный статус большинства хранящихся в РГАНИ материалов, то в 2016 году этот аргумент уже не работал. Неужели возобладала лень? Или сработали другие вещи? Ведь в конце 90-х годов на выявление архивных документов группа Горяевой получала огромные средства от немецких организаций, а потом финансирование по немецкой линии данного проекта серьёзно сократилось. Но, с другой стороны, деньги – и немалые – пошли по линии Российского гуманитарного научного фонда, в котором одно время первую скрипку – но странную – играл нынешний заместитель руководителя Федерального архивного агентства Андрей Юрасов.
Другой существенный минус сборника о кино – почти полное отсутствие комментариев. Такое впечатление, что нашим кино управляла система, которая не имели ни имён, ни фамилий. Или Евстигнеева за десятилетия работы по поиску архивных документов о кино так ничего и не узнала, к примеру, о Константине Шведчикове, М.Рютине или Борисе Шумяцком?
На мой взгляд, в подобный сборник следовало включить, скажем, письмо Шведчикова, направленное в Кремль ещё в 1924 году, в котором пламенный большевик приводил аргументы против его назначения в «Совкино». Но власть не прислушалась к доводам Шведчикова, а потом удивлялась, почему с киноотраслью так долго не решались разные проблемы. А как им было решаться, если кино управлял дилетант, не горевший порученным ему делом?
Получим ли мы когда-нибудь от группы Горяевой сборники документов о советском театре и изобразительном искусстве, неизвестно. Ведь деньги, которые добывал на реализацию программ по выявлению архивных материалов о советской культуре Карл Аймермахер, давно закончились, а новые финансовые источники архивные чиновники, видимо, перенаправили в другие русла.

 
14. Пример одиночки

 

Поразительно, но это факт: в постсоветское время самых впечатляющих результатов в изучении темы взаимоотношения власти с деятелями культуры и искусства добились не научные группы, за которыми стояли подкреплённые мощными финансами государственные институты или общественные фонды, а исследователи-одиночки. Пример тому – Леонид Максименков.
Вспомним его первую книгу, которая вышла ещё в 1997 году. Она читалась как детектив. Впервые в истории советской культуры Максименков, опираясь на обнаруженные им в ранее засекреченных партийных архивах документы, показал, как кардинально изменилось положение в музыкальном сообществе в 1936–1937 годах. Всё началось с редакционной статьи газеты «Правда» «Сумбур вместо музыки». Кремль послал недвусмысленный сигнал деятелям культуры: или они наконец соглашались с неписанными правилами игры, или власть их уничтожала. Однако до конца сломать деятелей культуры верховное начальство не смогло.
Заслуга Максименкова состояла в том, что он, опираясь на выявленные в основном в РГАСПИ документы, раскрыл механизм идеологического террора и попытался распутать связи и соперничество партаппарата, спецслужб и комитета по делам искусства. Он лучше других осознал зловещую роль Платона Керженцева, который, по сути, оказался верховным комиссаром по делам искусств в годы большого террора.
В 2005 году Максименков выступил как основной составитель сборника документов «Кремлёвский кинотеатр. 1928–1953» (правда, издательство РОССПЭН в выходных данных в качестве первого ответственного составителя этой книги почему-то указало тогдашнего директора РГАСПИ К.Андерсона, который выявил для этого издания всего лишь несколько документов, да и те обнаружил, по большому счёту, случайно).
Сборник «Кремлёвский кинотеатр. 1928–1953» открывала крайне важная вступительная статья Максименкова. В ней чуть ли не впервые в нашей архивистике ставился вопрос о важности конкретных персоналий в изучении истории советской культуры.
«Одна из задач сборника «Кремлёвский кинотеатр», – писал Максименков, – придать человеческое лицо учрежденческой истории советского кинематографа, ввести в неё «человеческий фактор», увидеть живых людей за бюрократическими строками сухих протокольных постановлений Политбюро, Оргбюро, Секретариата ЦК, переписки Агитпропа, объяснительных записок Комитета по делам кинематографии, персональных списков авторов кинокартин в тематических планах. Если реестр советских кинорежиссёров, актёров, кинооператоров не был секретом для современников и потомков и оставался довольно полным все годы Советской власти, выгодно отличаясь от истории литературы, то списки номенклатуры управленческого аппарата кинематографии находились на территории, полной «белых пятен» и цензурных запретов» (Кремлёвский кинотеатр. М., 2005. С. 17).

Леонид МАКСИМЕНКОВ

Максименков, по сути, первым вернул в историю кино имена первых командиров советского кинофронта Кадощева, Шведчикова, Рютина, Шумяцкого, Дукельского, Большакова и целого ряда других функционеров кино.
В своей вступительной статье Максименков совершенно иначе взглянул на вопросы периодизации советского кино, отношения власти к отрасли, роли цензуры, к финансовым аспектам советского кинематографа.
Отдельно стоило бы сказать о том, как Максименков подал в сборнике обнаруженные им в фондах РГАСПИ документы. Он не ограничился краткими описаниями документов, приведя все пометы делопроизводителей и реплики партруководителей и сообщив даты регистрации материалов в партаппарате. В большинстве случаев он попытался выяснить, что предшествовало написанию той или иной докладной записки, какие события подтолкнули функционеров к обращению в ЦК ВКП(б), кто и как потом рассматривал поступившие в ЦК материалы и какие последствия имели внесённые документы для отрасли и для авторов записок.
Добавлю: одновременно со сборником «Кремлёвский кинотеатр. 1928–1953» Максименков выпустил внушительный сборник выявленных в фондах РГАСПИ документов «Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956».
Впоследствии Максименков очень кропотливую и тщательную работу провёл с выявлением в фондах РГАСПИ и комментированием документов по музыкальному искусству. Правда, он уже не стал доверять издательству РОССПЭН, предпочтя единолично составленный им сборник «Музыка вместо сумбура: Композиторы и музыканты в стране Советов. 1917–1991» выпустить в 2013 году под эгидой фонда А.Яковлева в серии «Россия. ХХ век. Документы».

 
15. Когда уйдёт время сомнительных
дельцов, или Кто управляет федеральными архивами

 

Пора уже поговорить о причинах провала громких архивных проектов. На мой взгляд, масштабные архивные программы были ужасно исполнены у нас по двум причинам: из-за крайне низкого профессионального уровня архивных чиновников и из-за страшной жадности наших функционеров к зарубежным финансам.
Давайте посмотрим, кто формирует книжные серии архивных документов. Смотрим состав редколлегии серии «Культура и власть от Сталина до Горбачёва. Документы». Одно из почётных мест в списке занимает Наталья Томилина. Эта же дамочка много лет входила и в редсовет серии «Россия. ХХ век. Документы». Но кто она такая? Какие вопросы Томилина изучала как исследователь, какие издала монографии, какие написала статьи? В открытых источниках информации об этом никакой. Тогда за что её включали в редколлегии, за какие заслуги? Неужели только потому, что когда-то эта дамочка заняла важный пост директора Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ)?
Лишь весной 2019 года в фондах Секретариата ЦК КПСС удалось обнаружить краткие сведения о служебном росте Томилиной. Она начинала с бухгалтера расчётной части Московской щёточной фабрики. Потом окончила педагогическое училище и устроилась пионервожатой в одну из школ. Затем пошла по комсомольской линии и параллельно училась в Московском городском заочном пединституте.
14 октября 1968 года заместитель заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Николай Петровичев вышел к руководству с идеей взять Томилину в партаппарат фактически на должность учётчицы – делопроизводителя, который следил бы за оформлением и хранением объективок на начальство.

«Вносится предложение, – писал он, – утвердить т. Томилину Н.Г. зав. группой учёта (на правах инструктора Отдела) сектора учёта руководящих кадров Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Должность вакантна.
Тов. Томилина Наталья Георгиевна, 1933 года рождения, русская, член КПСС с 1959 года, образование высшее, окончила Московский городской заочный педагогический институт. Имеет опыт педагогической и партийной работы. Была учительницей, старшей пионервожатой школы, заведующей отделом райкома комсомола. В 1959 году выдвигается на партийную работу вначале инструктором парткома завода, затем райкома партии, а с 1964 года по настоящее время является заведующей организационным отделом Пролетарского райкома партии гор. Москвы.
Московский горком КПСС (т. Павлов В.Я.) характеризует т. Томилину как оперативного и квалифицированного работника и о переходе её на работу в аппарат ЦК КПСС не возражает.
С т. Томилиной в Отделе организационно-партийной работы беседовали, к предложению работать в Отделе она относится положительно.
Проект постановления ЦК КПСС прилагается» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 447, л. 154).

Учётом объективок Томилина занималась до самого распада СССР и КПСС в 1991 году. А потом она оказалась в бывшем партархиве ЦК, который через какое-то время был преобразован в РГАНИ. Но в этом архиве всегда приоритет имели не учётные документы отдела оргпартработы ЦК, а материалы общего отдела ЦК. А в документах общего отдела Томилина никогда не разбиралась. Зато она быстро поняла, как можно за старые партийные бумаги получать большие деньги. Видимо, сработал приобретённый в далёкой молодости бухгалтерский опыт. Не случайно ещё в конце лихих 90-х годов в РГАНИ стали чётко делить исследователей на две категории: зарубежные и отечественные.
Приоритет архивное начальство отдало, естественно, иностранцам. Специально для них архивные функционеры организовали рассекречивание конкретных комплексов документов. Один из заместителей Томилиной – Прозуменщиков – наладил конвейер по передаче на Запад для последующих переводов и публикаций большого числа материалов (иностранцы указывали нашего архивного деятеля в качестве составителя архивных подборок). А нашим историкам архивисты в это же самое время твердили, будто большая часть фондов пока ещё не рассекречена и выдаче не подлежит.
Делая столь странный бизнес (в ущерб отечественной науке), Томилина и её заместитель, похоже, меньше всего думали о качестве исполнения архивных проектов. Лёгкие деньги, видимо, затмили для них вопросы профессиональной репутации и этики.
Не всё понятно и с РГАСПИ. Этот архив с 2010 года возглавляет Андрей Сорокин. А что о нём известно?
В отличие от Томилиной, Сорокин имеет неплохое базовое образование (в 1984 году он окончил истфак МГУ, где специализировался на кафедре источниковедения и историографии отечественной истории). Позже его взяли младшим научным сотрудником в Институт марксизма-ленинизма. Однако кандидатскую диссертацию молодой учёный предпочёл защитить в другом институте – Институте истории СССР. Работа его называлась так: «Прибыли акционерно-паевых предприятий России в условиях монополизации промышленности (1900–1913 гг.)».


А потом грянули новые времена. Сорокин предпочёл заняться бизнесом. Он стоял у истоков, в частности, нового издательства – РОССПЭН. А позже ему одновременно был доверен издательский отдел в Российском гуманитарном научном фонде, в том самом фонде, где исполнительным директором долгое время был нынешний заместитель руководителя Федерального архивного агентства Андрей Юрасов.
Знаю, что в научном мире многие были обескуражены, когда узнали, что Сорокин в начале «нулевых» годов получил Государственную премию России в области науки и техники за участие в создании многотомника о политических партиях России конца XIX – начала ХХ века. Никто так и не мог выяснить, что именно Сорокин написал для этого многотомника, какие он выявил в архивах документы о политических партиях и что лично прокомментировал. Давать же человеку Госпремию только за организацию издания многотомника, согласитесь, это несерьёзно. Впрочем, в «нулевые» годы у нас высокие звания и премии зачастую как раз давали не за научные или художественные достижения, а именно за должности да умение подсуетиться. Не тогда ли лауреатом Госпремии России стал зампред Госдумы Геннадий Семигин? Премией был отмечен философский труд, но никто не мог понять, что Семигин сделал как философ. Примерно тогда же лауреатами премии правительства России в области культуры стали Дмитрий Мизгулин и Андрей Шацков. А за что? Официально – за возрождение альманаха «День поэзии» и за свои стихи. Но кто знает этих людей как поэтов? Мизгулин был банкиром и выделил как банкир деньги на издание альманаха. А Шацков числился советником министра культуры Соколова и пробил в своём ведомстве оформление документов на лауреатство.
Кому пришло в голову назначить бизнесмена директором РГАСПИ, это пока остаётся тайной. Но зато явно другое: Сорокин до сих пор прежде всего занимается бизнесом (он продолжает полностью контролировать РОССПЭН), а вопросы архива для него, видимо, вторичны.
Как историк-архивист Сорокин, мягко говоря, остался в прошлом веке. Его не раз уличали в неточном прочтении документов, к примеру, о Ленине. Ну и что? Сорокин никогда на публичную критику не реагировал. Он выше этого.
Не лучше ситуация с руководящими кадрами и в других архивах. Возьмите РГАЛИ. Этот архив в 2001 году возглавила Горяева. Но что нового она написала после этого? Где её новые монографии? А какие исследования опубликовала Л.Роговая после того, как её назначили директором ГАРФа?
Архивному делу нужны профессионалы, а не сомнительные дельцы с плохой деловой репутацией.

3 комментария на «“Культура и власть от Сталина до Горбачёва”»

  1. Сомнительные дельцы и непрофессионалы нынче в архивном деле верховодят. Начиная с самого г-на Артизова и далее вплоть до директоров архивов, их замов, да и начальников подразделений. Здесь меньше всего реальных архивистов, в основном угодные архивным вождям личности. О каком научном уровне работ и комментариев гоаорить?
    Будет ли когда толк от борьбы “ЛР” за отечественнве архивы? Или….

  2. Какой увлекательной может быть работа с архивами!
    Придётся пересмотреть свои взгляды и на институт архивного дела.
    Спасибо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.