Вся правда об эмпатии
Рубрика в газете: Изумляемся вместе с Михаилом Бойко, № 2019 / 40, 01.11.2019, автор: Михаил БОЙКО
Вступая на поприще литературной критики, я верил в возможность эмпатии. Иначе говоря, верил в возможность путём личного переживания соприкоснуться с авторским замыслом, проникнуться им, или, как сказал бы Теодор Липпс, «вчувствоваться» в произведение. И вот переживая произведения как события собственной внутренней жизни, я писал десятки рецензий…
Но однажды я понял, что занимаюсь утончённым самообманом. Осознал это внезапно, словно поймал карманника с поличным. Мне стало ясно, что никакая эмпатия в отношении текста невозможна, а если и удаётся во что-то «вчувствоваться», то только в порождения собственного воображения. Нам не дано переживать художественные произведения. Мы способны переживать только собственные предубеждения, накопленный опыт, психические проекции, всевозможные грёзы, надежды и стремления – всё то, что не имеет прямого отношения ни к произведению как тексту, ни к произведению как воплощению авторского замысла.
В фильме «Реаниматор» Брайана Юзны, гениальной экранизации рассказа Лавкрафта, есть момент, когда герой, возмущённый бесчеловечными экспериментами Герберта Уэста по оживлению мертвецов, восклицает: «Но я же врач!». На что Уэст спокойно отвечает: «А ты будь учёным, а не врачом».
Больше я не верю в эмпатию. Если я чувствую, что во мне рождается какой-то эмоциональный отклик на произведение, то мысленно одёргиваю сам себя. «Ага, ты опять хочешь заниматься самообманом и обманывать читателя?! Опять хочешь протащить на критическое судно контрабанду лживой эмпатии?! Опомнись, перед тобой не живое существо, а цепочка типографских символов. Выключи эмоциональный центр! Будь учёным, а не врачом!»
Если бы речь шла о моём здоровье, я бы, конечно, предпочёл оказаться в руках врача, а не учёного. Но если речь идёт о художественном произведении, то пусть оно ляжет на стол учёному, а не какому-нибудь «переживальщику», исполненному самодовольства эмпатику. Пусть мой текст лучше искромсают, разрежут, расчленят, но только не выдают за его смысл непропечённые эмоции, скудоумные домыслы, тошнотворные фантазии и другие продукты собственного воображения.
И как критик я хотел бы быть, скорее, безучастной аналитической машиной, суровым патологоанатомом текста, чем подопытной крысой или собакой Павлова, «эстетически» реагирующей на стимул в виде художественного произведения.
Эмпатия, а вернее то, что за неё выдаётся (ибо никакой эмпатии нет и никогда не было), – это дерзость самонадеянного духа, тщащегося проникнуть в сокровенную сущность произведения. Сопереживайте, конечно, но живым людям и другим существам, а не текстам.
И мой совет: если, читая текст, вы почувствуете, как пробуждается эмпатия, поскорее раздавите гадину. Возможно, это единственный интеллектуальный долг критика перед читателем. И вдумчивого читателя перед автором.
Реаниматоры – это медкомиссия, которая ребят близоруких, косоногих, с грыжей, но из семей, что не могут их укрыть или заграницу спрятать, в армию направляет, потому что кому-то надо ж служить. Вот это посильнее Лавкрафта. А потом начинается Майкл Чимино, “Охотник на оленей”, когда солдатика задолбают начальник и сослуживцы, не учитывая, что у него доступ к оружию есть.
Копает бойко М. Бойко,
Да только вот неглубоко.