МИСТИКА ЕСТЬ ВОЗДУХ ПРАВОСЛАВИЯ

№ 2008 / 29, 23.02.2015

Александр Трапезников уже не раз отмечал, что, несмотря на неизменное присутствие православных мотивов в его творчестве, он всё же старается избегать изображения мистических тем. Но не так давно у писателя вышел роман «Похождения проклятых», в котором божественное начало присутствует уже явно и зримо. Является ли написание этого произведения знаком нового этапа в творчестве романиста? С этого вопроса и началась моя беседа с Трапезниковым.

– «Мистическое» в моём понимании прежде связывалось с неким колдовством, что интуитивно и отторгалось. В ранних произведениях, например, в «Мышеловке», я использовал мистические мотивы только с одной целью – увлечь читателя «тайной», а потом раскрыть её с точки зрения обычных и естественных людских проявлений, чаще всего – пороков, которые хотят прикрыть чем-то сверхъестественным. Я считал, что за всем непознанным стоят конкретные люди. В общем-то, это ошибочный взгляд. Несколько лет назад я прочитал в книге о. Сергия Булгакова «Православие. Очерки учения православной церкви» статью, посвящённую теме мистики. Там сказано буквально следующее: «Мистикой называется внутренний (мистический) опыт, который даёт нам соприкосновение с духовным, Божественным миром, а также и внутренне (а не внешнее только) постижение нашего природного мира… Мистика есть воздух Православия, окружающий его атмосферой хотя и различной плотности, но всегда движущейся». Там много чего сказано, что заставило меня относиться к этому слову (мистика) более миролюбиво и ответственно. А действительно, разве православные чудеса это не мистика? Впрочем, слово это всё равно какое-то западное, не русское, не отражающее в полной мере явление чуда. Что же касается романа «Область таинственного» («Похождения проклятых», а теперь ещё и «Похождения одержимых» – в журнале «Подвиг»), то он действительно стал для меня каким-то этапным. При внешне остросюжетной форме я стремился наполнить его именно «воздухом Православия». А о чудесах можно писать бесконечно, это ведь неисчерпаемая и неизъяснимая (в хорошем смысле) тема. И следующий свой роман я пишу в том же ключе. Дай Бог закончить его в этом году. Названия пока нет, а действие происходит в древнем городе Юрьевце (и в Москве).
– Оглядываясь назад, на более чем двадцатипятилетнюю творческую деятельность, можете ли вы разделить её в хронологическом порядке на определённые этапы?
– Уточняю: творческой деятельности в этом году ровно 30 лет (первая публикация стихов состоялась зимой 1978 года в газете «Московский метрополитен»). Исходя из этого можно как-то периодизировать саму деятельность. Вначале были стихи (их в архиве несколько сотен, некоторые были опубликованы лет пять назад, но больше я стихов практически не пишу, если только одно-два в год). Это, пожалуй, естественно для молодого человека, мечтающего стать литератором. Параллельно со стихами я писал какие-то странные «кафкианские» романы. Один из них назывался «Кводлибетум» (по латыни это – «что угодно»). Роман сумбурный, философский, без героя, но с реалиями времени. Другой роман – «Титус Рамон Уго», тоже странный, какой-то модернистский. Третий – в стиле Ремарка, сюжетный, он друзьям нравился, его даже скопировали и переплели. Были ещё штук пять романов (листов по десять каждый). Они сохранились в архиве. Не хочу их никому показывать. Писал рассказы, плохие. «Человек, которого звали Листопад», лирический, о любви. Словом, путь этот был в никуда. Так мне сейчас кажется. С братом и друзьями я выпускал машинописный журнал «Ночная жизнь» (в МОПИ им. Крупской). Там мы публиковали стихи, прозу, статьи. Вышло номеров десять. Хорошо ещё, что нас не загребли куда-нибудь в органы. Дело это заглохло само собой. Нам казалось, что мы организуем новое литературное течение. Кстати, в этом журнале печатался и модный сейчас Тимур Кибиров, кажется, и Юрий Поляков тоже. Было это в начале 70-х годов.
…Нам всем страшно хотелось славы. Этим надо переболеть – тщеславием. Тогда придёт понимание своего места и своего дара, если он есть. Но можно и навсегда остаться графоманом. В начале 80-х годов я почему-то решил, что из меня непременно должен получиться юморист. Тогда были очень модны всякие сатирики-юмористы. Я написал целую кучу коротких юмористических рассказов (штук сто), на целую книгу. Часть из них была опубликована, даже в «Огоньке». Куда бы это меня завело – не знаю, но тоже куда-нибудь в отхожее место. Хорошо попался грамотный учитель – Андрей Кучаев. На семинаре сказал всем этим юмористам, что Трапезникову здесь не место, пусть пишет что-нибудь серьёзное. Разглядел, стало быть. Я сел на даче и написал за одну осень штук десять рассказов «о жизни». Довелось познакомиться с А.Кимом, показал. Он направил меня в «Молодую гвардию». Там приняли хорошо, напечатали в альманахе, потом – первая книга «Встречи». Я носился с ней как с венчальной свечкой. Вот это была действительно великая радость, хотя книжка-то – в мягкой обложке, маленькая. Потом написал первую повесть – «Комментатор…», вторую – «Искусители». Детектив – «Отдохнём на том свете». В Союз писателей меня не приняли, помешал Борщаговский, там было очень сильное некое лобби. Но я особенно не огорчался.
В 90-е годы – новый этап. Литературой уже нельзя было прокормиться (а только за одного «Комментатора» можно было прожить года два-три). С какой-то злости я стал писать детективы, параллельно – небольшие повести, лирические, военные, психологические. Детективы пользовались успехом. Но чувствовал, что всё равно это – не моё. А тут ещё Александр Сегень в одном из интервью высказался так, что, дескать, Трапезников хорошо начинал, но скатился до детективов. И я, от ещё большей злости, стал вкладывать в детективы повышенное интеллектуальное содержание. Короче говоря, в конце 90-х годов я как-то медленно и плавно вообще стал отходить от детективов. Таким вот образом пришёл к «Царским вратам» и «Похождению проклятых». Хотя и прежде были вещи достаточно серьёзного уровня – «И дам ему звезду утреннюю», «Уговори меня бежать». Вот этот свой период считаю пока самым главным и важным. Что будет дальше – неизвестно. Но хочется надеяться, что это лестница, а не дорога по кочкам. (Были и другие книги, просветительские, которые мне очень дороги, потому что в них я нисколько не халтурил, а писал от всего сердца).
– Какого уровня писательского мастерства достигли вы уже? Какие творческие вершины предстоит ещё покорить?
– Об уровне мастерства говорить не могу. Меня тут на днях пригласили выступить по телевидению, программа «Столица», спросили, как вас обозначить в титрах? Хотел сказать – писатель, а потом решил – пусть будет просто литератор. Так же вот и Владислав Артёмов пишет в своих визитках. А некоторые молодые дамочки, только выпустившие по одной книжке – уже на ТВ – писательницы. Какие вершины хочу покорить? В юности, скажу откровенно, говорил сам себе: цель – стать писателем, потом – войти в десятку самых лучших писателей СССР, потом – быть первым, затем – стать самым лучшим писателем всех времён и народов. Ну не идиот ли? А может быть, так и надо, когда занимаешься художественным творчеством? Важно только не убеждать в этом других.
– В одном из наших телефонных разговоров вы указывали на то, что основным творческим материалом для романа «Похождения проклятых» послужил сборник Русской православной церкви «Россия перед вторым пришествием» (см. «ЛР», 2008, № 1), изданный ещё в 1993 году. Что побудило вас, спустя почти четырнадцать лет, вернуться к этому источнику?
– «Россия перед вторым пришествием» лежала у меня на столе, когда я писал «Область таинственного». Книгу эту я открыл для себя только в конце 90-х годов, должно было пройти ещё несколько лет, прежде чем глубоко осознал прочитанное. Основные идеи моего романа из неё вытекают, но не все. Может быть, главная мысль – это преображение человека при соприкосновении с чудесным. Ведь в моём романе все герои претерпевают какие-то изменения, даже в личном плане. Но опирался я и на другие источники: «Меч обоюдоострый» архиепископа Никона, «Чудеса в Православии», святоотеческие предания. А также на такую книгу, изданную в начале 20-го века, – «Область Таинственного» священника Григория Дьяченко. Названием этим я был просто заворожён, поэтому дал его и своему роману, только расширив: «Область Таинственного или история о нём, обо мне и о тебе». Так оно звучит в первоисточнике. То есть история не только о героях романа, но и о «тебе», о читателе.
– Важно ли для вас, кто возьмётся за издание того или иного вашего произведения? Бывали ли случаи, когда сам факт выхода книги в определённом издательстве вызывал положительные или отрицательные отзывы в критике?
– Мне совершенно не важно, кто будет издавать мои произведения, если только не оголтелые русофобы. Да они и не станут. Среди современных издательств у меня не сложились отношения только с «ЭКСМО» и «Вагриусом», хотя обоюдные контакты были. Что касается критики, то она действительно придаёт этому слишком большое значение: леволиберальная не замечает книг православно-патриотических или традиционалистских, и наоборот. Либо ругает без основания. Надо бы подходить более взвешенно. Хорошее и плохое есть во всех лагерях или группах. Интересен пример «Гелеоса», где у меня вышло довольно много книг. Они издают всё – и левых, и правых. Сейчас я намерен вновь с ними посотрудничать.
– Какую, по-вашему, роль играет заглавие книги? Долго ли вы в процессе словотворчества подбираете нужное?
– Заглавие книги несомненно одна из важных составляющих успеха произведения. Помните: «Как корабль назовёте, так он и поплывёт». Я всегда стараюсь очень тщательно подбирать название книге. Иногда оно рождается в самом начале, порою – в процессе работы, иной раз – после завершения. Беда, что часто в это дело вмешивается издатель. Он исходит из коммерческой сути. Так было и с «Областью Таинственного». Мы сидели и обсуждали издание всей серии «Романы последних времён» (кстати, вся эта серия была задумана мной). Издатель говорит – ваше название не пойдёт, придумайте за пять минут другое. Я сидел мрачный и выдал первое, что пришло в голову, имея в виду самого издателя и издателей. Так и получились эти «проклятые», что мне уже не раз ставили в вину. Каюсь.
– В отдельных ваших произведениях достаточно выпукло присутствует тема массовой ТВ-культуры, так называемые реалити-шоу в частности, их тлетворного влияния на души людей, а также противостояния этому злу. Так, в 1995 году в 4-м номере «Москвы» вышла ваша повесть «Романтическое путешествие в Гонконг», а совсем недавно, в 3-м номере «Нашего современника» за 2007 год – повесть «Высший свет». Что для вас послужило поводом обратиться к старому материалу?
– Телевидение, кино всегда притягивали меня, чуть не с детства (я, кстати, в пять лет сыграл небольшую роль в фильме «Они встретились в пути», с Р.Макагоновой и В.Авдюшко). Думаю, если бы я не был писателем, то стал бы режиссёром (запасная профессия – повар, люблю готовить). Или военным, священником, но тут мне не хватит силы воли и духа. Даже в книгах я стараюсь, может быть невольно, быть кинематографичным. Вижу внутренним зрением смену кадров, монтаж, крупный план, дальний. Повести «Романтическое путешествие в Гонконг» и «Высший свет» (название моё: «Воздушные потоки – Высший свет») близки по замыслу, это так. Но всё-таки это не близнецы-братья. Это, скорее, очень близкие родственники, дядя и племянник.
– В каких ещё случаях вы берётесь переделывать свои более ранние произведения? Легко ли вам как писателю возвращаться к тому, что казалось когда-то завершённым и цельным?
– К переделке ранних произведений я возвращаюсь редко, да практически никогда, кроме вот этого случая. Был ещё один – когда мне надо было в срок по условиям договора сдавать роман, а он ещё не был написан. Это – «Отель-призрак». Фабула была, но не было наполнения. Тогда я использовал сюжетные линии из двух своих более коротких романов – «Убийственный пароход» и «Здравствуй, я твоя С.». Они легли в ткань нового романа. И довольно органично. Но вообще-то я хочу из своих прежних повестей создать одно большое произведение. Задумка такая есть, меня к ней даже подталкивают. Не знаю, возможно, решусь. То есть соединить всё лучшее в одном. А может быть, будет только хуже.
– «Покой – вот что самое ужасное и нелепое для человека. Движение – это всё». Таков девиз отдельных ваших молодых героев. При этом одной из наиболее часто употребляемых вами художественных деталей – это образ сломанных или остановившихся часов, которые «показывают вечность». Что обозначает слово «вечность» для вас: тупик, возможность остановиться и спокойно оглядеться вокруг, или же что-то ещё?
– «Покой, движение» – это только слова, в одном случае они вызывают положительные эмоции, в другом – отрицательные, негативные. Вот иногда мне хочется тишины и покоя, а в другой раз – не могу сидеть на месте, без действия. Так и с моими персонажами. Вечность – это, конечно же, не тупик, а новая жизнь, вечная. Осознать её на уровне человеческих эмоций невозможно, это и есть «Область Таинственного». Сейчас, например, самое моё большое желание – отойти от мирской суеты, которая буквально разрывает: все эти поездки по редакциям, писание статей, презентации, выступления, друзья. Владимир Крупин как-то сказал мне: нам с тобой в монастырь уходить нельзя, не те мы люди, но вот жить около монастырских стен – другое дело. Хорошо бы жить около монастырских стен, думаю. Как бы это сделать? Есть силы ещё многое написать, а время уходит, катастрофически. По своей же вине. Беда многих писателей в том, что они как бы начинают почивать на лаврах. Вот тогда и кончаются.
– Практически во всех ваших произведениях присутствует воспитательное начало. Связана ли потребность присутствия этого начала с вашей прошлой педагогической деятельностью?
– Воспитательное начало, а точнее, некое морализаторство идёт не столько от педагогической деятельности (я работал-то учителем всего ничего), а скорее от недостаточной художественности. В книге если и должно быть что-то воспитательное (обязательно, должно!), но оно не может бить в лоб. Как и публицистичность в произведениях, чем я иногда грешу и стараюсь из своего творчества изжить. Всё это должно быть скрыто, закамуфлировано, работать на подсознание читателя.
– Если бы было принято решение включить ваше творчество в школьную программу и у вас бы спросили совета в подборе произведений, какие бы вы посоветовали в первую очередь?
– В школьную программу я включил бы одну свою повесть «И дам ему звезду утреннюю». Она как раз для юношества, хотя и не только для него. Выходила много раз и неизменно имела самые положительные отклики (подростки даже устраивали в библиотеках диспуты по ней, писали мне письма). Она была написана в самые тяжёлые для меня дни (развод, нищета, да ещё и обворовали), но получилась всё-таки светлой, с надеждой на преображение и возрождение.
– И наконец, хотелось бы вернуться к вопросу о ваших учителях, заданному вам двадцать лет назад (См. сборник «Комментатор Троянской войны», вместо предисловия), и поставить его по-новому. Были ли у вас учителя ложные, и если да, то как вам удалось преодолеть их влияние?
– В «Комментаторе…» я назвал своих учителей, а сейчас думаю, что никто из них ложным для меня и не был, добавил бы ещё тех, кого узнал позже, со временем – их так много, что и не перечислишь. Вся классическая русская и мировая литература, наши святоотеческие книги, философы. Век живи – век учись, лучше не скажешь. (А однажды в юности я даже написал трактат «Молчание как средство общения». Так что помолчим и придём к единомыслию).

Беседу вёл
Владимир ПЕДЧЕНКО

---

От редакции

Вообще-то это интервью первоначально готовилось для книжного приложения «Независимой газеты». Во всяком случае, сотрудник «Ex librisа» Михаил Бойко обещал авторам этого материала публикацию в середине мая. Но 14 июля Трапезникову сообщили, что интервью «зарубил» хозяин «НГ» – Константин Ремчуков. Мы бы не стали вдаваться в эти подробности и тем более в редакционную политику другого издания, если бы не несколько «но».
Помнится, год назад нынешний сотрудник «НГ» Михаил Бойко, работавший тогда в «ЛР», закатил истерику, после чего ему предложили подать заявление об уходе. Суть конфликта заключалась в том, что в подписной день сотрудники газеты должны бегать не по тусовкам, а находиться на рабочем месте и готовить материалы для ещё несвёрстанных полос. Мы же в Интернет-блоге прочитали потом другую версию: мол, Михаила возмутило наличие в нашей газете какого-то списка запрещённых авторов, и именно поэтому он уволился, а не потому, что отказался брать интервью у целого ряда писателей, сославшись на то, что он, журналист, не имеет привычки обращаться с вопросами к незнакомым людям. И кто же оказался, по данным Михаила, под запретом? Шаргунов, Витухновская, Орлова, Турчин, ещё несколько человек. Но, помилуйте, все эти люди постоянно у нас печатаются. Что-то Михаил тогда перепутал. С тех пор прошёл год. И что мы видим. Сначала к нам постучался автор «НГ» Дмитрий Силкан. В «НГ» у него отказались печатать статью о Евгении Рейне. Ему сказали, что Рейн там под запретом. Теперь в «НГ» в список запрещённых, видимо, попал Трапезников. Имя Турчина за год работы Бойко в «НГ» мы на страницах «Ex librisа» тоже не увидели. Что, Турчин тоже под запретом? Зато постоянно мелькает Алексей Нилогов, который до этого опубликовал в «ЛР» с подачи Бойко несуществующее интервью с одним из известных философов и который потом переквалифицировался в фотографа редакционных туалетов. И, естественно, практически в каждом номере «НГ» в той или иной форме присутствует Сергей Сибирцев. А как же иначе? Если верить острословам, Сибирцев уже давно в «Ex librisе» играет роль отдела кадров, пристраивая в «НГ» проштрафившихся в других изданиях корреспондентов. Благодетелей тоже, видимо, надо уметь благодарить. Странно другое: почему же теперь Михаил не устраивает истерик. Или хозяин не велит?
При этом подчёркиваем: мы по-прежнему считаем Бойко способным критиком и ничуть не сожалеем о том, что в начале 2007 года выпустили его первую книгу «Диктатура Ничто». Правда, мы отказались издавать ту книгу на сомнительные деньги одной из политических партий (как потом выяснилось, деньги, которые нам предлагали, были получены в ходе «распила» выделенных Приморью средств на продвижение нужных депутатов в краевое законодательное собрание, но тогда партия, чьи интересы Михаил представлял, местные выборы с треском проиграла), предпочтя выпустить дебютный сборник Бойко на средства, заработанные коллективом редакции. Надеемся, что владелец «НГ» поможет напечатать своему нынешнему сотруднику вторую книгу.
Да, говорят, что Михаил вновь хочет писать для «ЛР» статьи. Что ж, двери редакции открыты для всех. Единственная просьба: предлагать материалы напрямую, а не через посредников.