«Литфронт ЛИТФАКА»

Рубрика в газете: ВМЕСТО МЕМУАРОВ, № 2018 / 41, 09.11.2018

…Нельзя жить, отсекая своё прошлое. Но можно жить в поисках своего прошлого: возвращаясь к нему, заново его переживая, стараясь показать себе, читателю-современнику живую основу прошлого, его сущность.

 

Искать прошлое, чтобы прожить сегодня. Искать прошлое, чтобы жить завтра.

 

Моя жизнь началась до войны, и первые пятнадцать лет я прожил в сталинскую эпоху. Конечно, в ней, в этой эпохе, была заложена вера в вождя, в великую страну, которой нет равных на земле, но была заложена и трагедия, волны которой ещё долго настигали меня, моих друзей, всё моё поколение.

 

Волны трагической эпохи в первый раз настигли меня в середине пятидесятых годов…

 

Студентом герценовского пединститута я стал в 1955 году. В моём духовном существе всё трещало, ломалось, переворачивалось.

 

Ещё совсем недавно я учился в мужской школе, что на площади Искусств (теперь это гимназия при Русском Музее), возглавлял литературный кружок, писал стихи о Сталине, о великих стройках коммунизма:

 

«Солнце встаёт над Волгой и Доном, идти вперёд стало законом…» и т. д.

 

Уже через год всё смешалось в голове. Пришлось пережить доклад Хрущёва, прочитанный деканом в потрясённо молчащем актовом зале института; примирение с Тито, с загадочной Югославией; переосмыслить статьи Ленина о партийности в литературе – и многое другое.

 

Главное, теперь я не был один. Друзей и собеседников я нашёл на факультете, правда, среди ребят старших курсов.

 

Анатолий Александров – пожалуй, центральная фигура нашего духовного бунта. Резковатый, всегда открытый полемике о путях развития общества и культуры, Толя был душой СНО (Студенческого научного общества), куда затащил меня, неоперившегося юнца-первокурсника. Там царил авторитет и чувствовалась крепкая направляющая рука молоденькой преподавательницы кафедры советской литературы Нины Губко.

Там ковались луженые глотки горлопанов смуты пятьдесят шестого года.

 

Тонкая, изящная Нина Георгиевна высвечивала новичка на пламени любви к русской литературе и бросала его в костер беспощадных споров, раздражающих официальное чутьё рефератов, сногсшибательных приговоров.

 

На наших собраниях летели перья от таких птиц, как Горький, Маяковский, Фадеев, Симонов…

 

Мне было девятнадцать лет, и я уже думал сам. Для только что отошедшей сталинской эпохи это было удивительно.

 

Мирон Певзнер сердито хмурил брови, обличая догматизм школьных программ по литературе, требуя заменить «Мать» Горького его «Несвоевременными мыслями».

 

Серёга Фомичёв тогда не вспоминал о Пушкине, а громил лауреатскую плеяду сталинских стихотворцев от Суркова до Щипачёва, колошматил колхозную прозу Ф. Панфёрова и С.Бабаевского.

 

Лето 1956 года в Восточной Европе было бурным и жарким. В Польше, например, прошёл съезд писателей, на котором проберутовское руководство было сметено, покаялось, ушло в тень, а на смену поднялись новые люди: Юлиан Пшибось, Антони Слонимский, Ежи Анджеевский, Антонин Голубев, Марек Хласко…

 

Мы видели только их лица со страниц журнала «Польша», читали их интервью, отрывки из речей, но облик нового времени проступал на карте Европы всё отчётливей и не мог не влиять на нас.

 

Когда же грянули события венгерской осени, то они упали уже на подготовленную почву.

 

У нас в Питере мы восприняли их душой и сердцем.

 

Ещё весной мы образовали независимый Студенческий Комитет и выпустили первый номер «Литературного фронта литфака». Там были стихи, рассказы, статьи, вполне ещё причёсанные, только слегка пахнущие ледоходом.

 

Теперь рождалось нечто другое.

 

В Будапеште дымились развалины. Имре Надь сидел в тюрьме. Рабочие Чепеля ещё бастовали, но наши войска уже взяли под контроль всю Венгрию. Восстание захлебнулось. Наступило молчание.

 

…В Питере известия о венгерских событиях жадно слушались по радио сквозь вой глушителей.

 

А в октябре у малого Михайловского сада, на пл. Искусств, состоялась даже попытка митинга – я наблюдал уже разъезд – подъехавшие милицейские машины наполнялись ошалевшими от тревожной осени студентами и откатывались на Литейный, в большой Дом. Среди задержанных, как я узнал десятилетия спустя, был и молодой курд, потомок шейхов, студент ЛГУ Карем Раш.

 

…в пустой аудитории Института им. Герцена в октябрьские дни 1956 года собралась редколлегия «Литфронта».

 

Участвовали А.Александров, В.Емельяненко, М.Коносов, М.Певзнер, С.Фомичёв, Рюрик Шабалин, А.Анпилогов.