Владимир БУШИН. ТОГДАШНЯЯ ГЕНЕРАЦИЯ ЛИБЕРАЛОВ ПОЛУЧИЛА СПОЛНА, или Как я оказался в редакции газеты «Литература и жизнь»ТОГДАШНЯЯ ГЕНЕРАЦИЯ ЛИБЕРАЛОВ ПОЛУЧИЛА СПОЛНА, или Как я оказался в редакции газеты «Литература и жизнь»

Вопросы задавал Дмитрий ЧЁРНЫЙ

№ 2018 / 13, 06.04.2018, автор: Владимир БУШИН

– Так уж вышло, Владимир Сергеевич, что старт «Литературы и жизни» проходил у вас на глазах. Вы ведь пришли в неё из «Литературной газеты». При каких обстоятельствах произошёл этот «перевод» и не казался ли он понижением? Как принял вас первый главный редактор «Литературы и жизни» Виктор Полторацкий?

– Виктор Васильевич Полторацкий был интересный человек, могу вспомнить о нём только хорошее. А «перевод» мой состоялся практически мгновенно. Возглавлял «Литгазету», когда я пришёл в неё, Всеволод Кочетов, но в редакции его практически никогда не было, он всё время болел. А в 1959-м, когда Кочетова заменили Сергеем Сергеевичем Смирновым, выяснилось, что ни начальник моего отдела Михаил Алексеев, ни критик Валерий Друзин, работавший первым заместителем главреда «ЛГ», ни я сам, в итоге – не подходим новому главному редактору…

– Это уже были идеологические войны либералов и охранителей, как сегодня сказали бы? Ведь Кочетов был советским консерватором, «сталинистом», говоря нынешним корявым языком, а «Литгазета» сразу после него прославилась в «оттепели» именно как рупор либералов…

– Наверное, так. Однако – не столь ярко выраженные это были войны, без ярлыков и категорий, которыми обросли потом. Но и иллюзий о сотрудничестве патриотов с либералами тоже не было. Во всяком случае, тогда, в 1959-м лично мне было ясно, что Смирнов меня уволит, морально я к этому был готов. Было это вот как. Секретарша Смирнова, Инна Ивановна, добрая душа, я её и нынче вспоминаю с благодарностью, держала меня в курсе редакторских дел. И вот однажды она пришла в наш опустевший отдел, сказала: «Владимир Сергеевич, вас к себе Смирнов вызывает». Я сразу всё понял, и пошёл в большой кабинет главного редактора – в здании «Литгазеты» на Цветном был огромный, по нынешним меркам, кабинет. Всё время нашего разговора в кабинете присутствовал товарищ Косолапов, он безмолвствовал, но очень волновался, ходил из угла в угол. А Сергей Сергеевич начал разговор прямо: «Садитесь, давайте поговорим с вами как мужчина с мужчиной…» Я ему и ответил сразу, избавляя от дипломатии: «Сергей Сергеевич, я сегодня иду в театр, поэтому на мне выходной костюм, а в рабочем – лежит во внутреннем кармане заявление об уходе». Вот так.

– На ваш взгляд, С.С. Смирнов, очень много сделавший для увековечения памяти героев Брестской крепости, всегда тяготел к либералам или его кто-то хотел привязать к либералам? И как в таком случае оценивать то, что именно он председательствовал осенью 1958 года на собрании московских писателей, на котором исключали Пастернака?

– И жизнь штука не простая, и люди не однолинейны. Да, С.С. Смирнов был в определённом смысле либерал, возможно, в этом важную роль сыграла его жена. Именно поэтому он выставил из «Литгазеты» меня, а раньше ушёл к Софронову в «Огонёк» Михаил Алексеев. На место Алексеева он взял Юрия Бондарева, а на моё – Феликса Кузнецова. Но на собрании, обсуждавшем Пастернака, он председательствовал не как секретарь парткома, о чём писал его младший сын (он парторгом не был), а как первый секретарь Московского отделения СП (не могли же Пастернака обсуждать на партийном собрании – он был беспартийным) [уточним: С.С. Смирнов в ту пору был не первым секретарём Московского отделения СП, а заместителем председателя Московской писательской организации. Председателем же являлся Константин Федин. – Ред.]. И произнёс там очень сильную резкую речь, она не могла быть лицемерной. Смирнов говорил, что романом Пастернака оскорблён как русский офицер, участник Отечественной войны, как русский писатель и просто как русский человек (Вы можете найти его речь в одной из моих книг). Его детки говорят, что он потом страдал из-за этой речи, мучился. У него было много лет, чтобы так или иначе выразить хотя бы сожаление, но он этого не сделал. Нет никаких оснований говорить о его сожалении. Вообще Смирнов был человек порядочный. Выставил меня из газеты, но когда я обратился к нему по квартирному вопросу (за свои деньги мне, холостяку, не давали уже выбранную кооперативную квартиру), он мне помог. Ну, это была всего лишь подпись под письмом (вторую подпись поставил Л. Соболев), но она весила много. Популярность Смирнова тога была огромна.

– Как происходил ваш переход в новую газету?

10 Bushin– А в «Литературу и жизнь» я перешёл, буквально сделав несколько шагов – перейдя коридор, редакция располагалась на этаже напротив. Полторацкого до этого я не знал, зато его заместитель, Евгений Иванович Осетров был рад мне. И сразу же газета напечатала мою двухподвальную статью «Реклама и факты», в которой уж я прошёлся по либеральным критикам «Нового мира», по Бенедикту Сарнову и Андрею Туркову! Тогдашняя генерация либералов получила сполна и даже Твардовский, как мне рассказывали, прочитав мою статью, сказал: «Тоже мне, нашёлся новый Белинский». Однако никакого ответа мне не последовало с их стороны. Вот так я и начал работать в «ЛиЖи»: статья меня сразу же прославила.

В довольно короткий срок своей работы в газете я печатался в ней много. Помню, однажды встретил на Цветном бульваре Лену Ермилову, дочь известного тогда критика Владимира Ермилова. С ней я познакомился летом 1953 года в Доме творчества «Дубулты» на Рижском взморье. Ах, время!.. Она была со спутником, со своим мужем Вадимом Кожиновым, с которым я не был знаком. Представляя меня, она сказала: «Это Володя Бушин, без статьи которого не выходит ни один номер «Лижи». И была почти права. Действительно, во всесоюзной «Литгазете», где я до этого работал, печататься было не так просто. А я писучий, и у меня скопилось довольно много ненапечатанных статей. Запомнились три.

Вскоре после перехода в «ЛиЖи» я поехал в Киев и побывал там у замечательного поэта Николая Ушакова…

Пока владеют формой руки,

Пока твой опыт не иссяк,

На яростном гончарном круге

Верти вселенной так и сяк.

Мир не закончен и не точен.

Поставь его на пьедестал

И надавай ему пощёчин,

Чтоб он из глины мыслью стал.

Статья называлась неудачно: «Афродита, рождённая не из пены».

Встретился я в Киеве и со старым литинститутским другом Володей Карпеко. Сходили мы в ресторан «Спорт», подарил он мне свою книгу. И я написал статью о нём «Лирический рейс». Смысл тот, что вот я лечу на самолёте из Киева и читаю прекрасную книгу друга, и вот она какая… Запало в память, что когда стоял в очереди за гонораром в кассу, то впереди меня стоял Евтушенко, а за мной – Вознесенский, которому я содействовал при первой публикации в «Литгазете». Оба были ещё не шибко знамениты. Они читали эти мои статьи. Тогда все читали всё. И помнится, нахваливали их. Думаю, что за это им на том свете многое простилось.

– Каким вам запомнился первый редактор газеты Виктор Полторацкий?

– Как прекрасный человек. Он был фронтовик. Печатал мои очень смелые статьи. Например, «Реклама и факты» – о критике в «Новом мире» (Сарнов, Турков, Инна Соловьёва, Сурвило – родители нынешних либералов).

– С кем интересней вам работалось: с Виктором Полторацким, Евгением Осетровым, Виталием Василевским, Александром Дымшицем или Константином Поздняевым?

– Поздняева я не любил и не работал с ним. С Василевским – тоже. Дымшиц – очень образованный ленинградский еврей, но евреи его ненавидели, сочиняли злые эпиграммы, потому что он стоял на советских русских позициях. В 1973 году в «Библиотеке поэта» после большого перерыва издали Мандельштама с его предисловием. Между прочим, он был одним из моих рекомендателей в СП, другие – проф. Л.И. Тимофеев, руководитель семинара и дипломной работы, и однокурсник В.Солоухин. На статью Дымшица «Осторожно, искусство!» однажды обрушился знаменитый Мих. Лифшиц, ещё больший интеллектуал: «Осторожно, человек!». А ещё этот Лифшиц наговорил мне печальных слов по поводу моей статьи о литературном стиле «Анти-Дюринга», которую я однако напечатал в ленинградской «Звезде». Осетров был милый человек (мы жили рядом), книжник, но уж очень уважал начальство. До сих пор жалею, что не последовал одному его совету. Он бывал у Леонида Леонова, и тот каждый раз интересовался мной. Я тогда обильно печатался, это в начале заварухи. Осетров советовал позвонить ему и зайти. Увы…

В.В. Полторацкий, повторю, был прекрасный человек.

– Кто в конце 50-х годов был, на ваш взгляд, в редакции «Литературы и жизни» самой яркой личностью?

– Мы там все светились неземным светом. Что Миша Лобанов, влюблённый в очень хорошенькую секретаршу (забыл как звать); что Пиня Павловский с поразительным количеством орденов; что бесподобная Нонна Аристарховна, жена Юрия Изюмова, с которым я до сих пор в дружбе; что сам я, витавший в эмпиреях… Что вы хотите? Молодость! Праздник жизни!

– Из-за чего вы ушли из «Литературы и жизни»?

– Да это же было сто лет тому назад. Как я могу помнить? Я же работал во многих газетах и журналах. Помню только, что это было безо всякого давления или осложнения, вполне добровольно… Впрочем, кажется, я не прямо из газеты – в журнал. Помнится, Дымшица бросили тогда на фронт кино, и он увлёк меня туда. Я ведал там украинским кино. Но служба было такая чиновная, что я очень скоро сбежал. Видимо, именно в «Молодую гвардию».

А зачем всё это вам надо?

 

Вопросы задавал Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.