Судьба поэта – это не сдаваться
№ 2009 / 37, 23.02.2015
Андрей Попов долгое время жил в заполярной Воркуте, но два года назад он переехал в столицу Республики Коми – Сыктывкар. Его любимые авторы – Василий Розанов и Юрий Кузнецов.
Андрей Попов долгое время жил в заполярной Воркуте, но два года назад он переехал в столицу Республики Коми – Сыктывкар. Его любимые авторы – Василий Розанов и Юрий Кузнецов. А ещё он любит смотреть на звёзды. Но это если есть свободное время.
![]() |
Андрей ПОПОВ |
– Андрей, что такое судьба поэта?
– Как бы сказал Владимир Соколов, «мне вы задаёте чугунный вопрос». Не знаю точно. Видимо: это живёшь себе, а обстоятельства так складываются, что тебе есть что сказать. Если вспомнить судьбы известных русских поэтов, то они чаще всего трагичны. Убит, расстрелян, повесился, задушила жена… Но есть и другие примеры – сосредоточенность и творческое долголетие: Арсений Тарковский, Николай Тряпкин, Юрий Кузнецов. Это не значит, что у них в жизни было всё гладко. Но они умели терпеть и не сдаваться. И я хотел бы выдержать всё, что мне предстоит. Тогда и судьба поэта выйдет. Дай Бог, чтобы было так. А то в истории нашей литературы есть и обратные примеры. «Модные» одно время поэты, обладающие действительным талантом, судьбу так и не обрели.
– Наверно, судьба всё-таки от Бога зависит?
– Всё от Бога зависит. В том числе и судьба. Но человек всё-таки несёт ответственность за свой выбор. Чем ясней он понимает, что всё зависит от Бога, тем для него очевидней, что с него спросится за совершённые поступки. Возможно, это звучит противоречиво, но иначе получится, что человек ни за что не отвечает, каждый свой поступок оправдывает волей Божьей. И неверующий человек обозначает свою ответственность – перед временем, совестью, честью. Каждый получает от Бога талант и сам решает, как им распорядиться – в землю зарыть или в дело пустить. А потом отчёт держит.
– Вы не чувствуете в этих словах назидание? Чуть ли не проповедь выходит.
– Если это и назидание, то в первую очередь самому себе.
– А вы не хотели стать священником?
– Хотел… Но духа не хватило сделать такой выбор. Из моих предков по отцовской линии многие посвятили себя служению Церкви. Мой прадед протоиерей Михаил был настоятелем храма в коми селе Кибра. Ныне это Куратово. В период гражданской войны красноармейцы хотели расстрелять его, однако за него вступилось всё село. Мои дальние родственники, принадлежащие к роду Куратовых, – священники Григорий Бронников и Николай Доброумов – причислены Русской Православной Церковью к лику святых. Но я предпочёл пойти по пути другого моего предка, брата моей прапрабабушки Антонины, основоположника коми литературы Ивана Алексеевича Куратова. В Сыктывкаре перед музыкальным театром ему поставлен памятник. Когда прохожу мимо него, то стараюсь прошептать: «Помяни, Господи, душу усопшего раба Твоего Иоанна и в вечных селениях со святыми упокой».
– Можно ли быть одновременно священником и поэтом?
– Всей стране известны песни иеромонаха Романа. В нашей республике настоятель прихода в Корткеросе отец Владимир Пономарёв, я с ним хорошо знаком, окончил Литературный институт. На мой взгляд, он является очень тонким лириком. С большим интересом читаю рассказы отца Ярослава Шипова, стихи протоиерея Андрея Логвинова.
– Ваши стихи впервые были напечатаны в республиканской газете «Молодёжь Севера», когда вы учились на первом курсе университета. Это что-то значило тогда для вас?
– Я надеялся, что это начало понимания и вхождения в литературу, но всё оказалось значительно сложнее.
– Помните, на что потратили свой первый гонорар?
– Купил две бутылки шампанского, на большее вознаграждения не хватило.
– Ваш круг общения как начинающего поэта составляли в основном земляки?
– До 1987 года никакого поэтического общения не было, это меня сильно затормозило. Это как новорождённых родители бросают – и лишают общения, у них потом проблемы развития.
– Вы много преподавали, сейчас ведёте литературное объединение Сыктывкарского государственного университета. Вас вдохновляет общение с начинающими авторами?
– Да! Особенно, когда встречаются талантливые молодые авторы. Мне пока на них везёт.
– В своё время вы преподавали в Воркутинской воскресной школе. Отразилось ли это на вашем творчестве?
– Отразилось в стихах, скорее всего, не то, что я преподавал в воскресной школе, а само обретение веры. Пришёл к вере в достаточно зрелом возрасте – «кто-то помолился обо мне».
– Ваши стихи по-настоящему может понять только православный читатель?
– Какие-то – да, но не все. Надеюсь, что большая часть ясна любому читателю.
– Вы находите единомышленников – как поэт и человек?
– Нахожу, но через Интернет больше, чем в реальной жизни.
– Как вы считаете, ваши стихи сейчас находят путь к читателю? Можно в этом полагаться на литературные журналы, книготорговые сети, библиотеки?
– Полагаться нельзя ни на что. Однако уповаю, что у меня есть читатели. Возможно, их не так много, как хотелось бы.
– Иногда кажется, что Россия не просто «приросла» Севером – как раз северные регионы, и старые, и вновь освоенные, даже сильнее выражают российский характер, чем Центр. Как бы вы отнеслись к такой точке зрения?
– Я бы с ней согласился, только к европейскому Северу, пожалуй, следует добавить Сибирь.
– Сейчас в России многие увлекаются новыми идеями, заимствованиями. Может это оказаться полезным?
– Как сказано в Новом завете: «Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь; ибо хорошо благодатью укреплять сердца, а не яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими». Это касается области духа. Что касается науки, то там нужна конкуренция идей, но при этом наука, на мой взгляд, была бы более ответственной и даже более продуктивной, если бы опиралась на православное вероучение.
– Может Россия выжить, утратив христианские ценности? И шире: может человечество выжить, утратив христианские ценности?
– Россия без духовных целей жить не сможет, увы, ныне народ, утрачивая христианские ценности, постепенно превращается в этнографический материал. Полная растерянность большинства людей в выборе духовного пути – а у некоторой части даже наблюдается принципиальное нежелание думать об этом вообще, – а также отсутствие воли решать свою историческую судьбу – это всё показатели начинающейся смерти нации. Одна надежда, что Россия умрёт на Пасху, когда двери рая отверсты. А человечество когда-то обязательно утратит христианские ценности окончательно. Тогда конец света – и Страшный суд. Этому просто положено быть.
– У вас есть строчки, посвящённые Апокалипсису. Как вы полагаете, можно в понимании Апокалипсиса опираться на светских авторов (Василий Розанов, Владимир Соловьёв, например) – или только на церковных?
– Точнее сказать, в толковании Апокалипсиса. Святые отцы именно толкуют Апокалипсис. Да и то, кроме Андрея Кесарийского, никто и не вспоминается. Сочинения Розанова и Соловьёва, касавшиеся этой темы, сложно назвать толкованиями. Розанов отозвался на русский бунт, бессмысленный и беспощадный, а Соловьёв просто рефлексировал на тему. Читать их интересно, они помогают в себе разбираться, опосредованно, возможно, и Апокалипсис становится не столь туманен. Для меня два библейских текста кажутся самыми непостижимыми – Книга Иова в Ветхом Завете и Апокалипсис в Новом Завете.
– Вы соотносите свой трагический опыт с трагедией страны?
– Мой трагический опыт, если вы напоминаете о гибели моего сына, я переживаю только лично.
– Что поэзия может сделать для спасения Отечества?
– Не врать. Не покупаться. Быть ответственным за слово.
– Вам порой приходится общаться с журналистами. Каких вопросов вы боитесь?
– Глупых.
– А себя о чём бы вы хотели спросить?
– Это глупый вопрос…
БеседовалиАртур АРТЕЕВ и Юлия АРИСТОВА,
г. СЫКТЫВКАР
Добавить комментарий