Русская писательская «малина» и её литературные «воры в законе»

№ 2013 / 49, 23.02.2015

Меня, наверное, могут упрекнуть в том, что я решила поднять тему русской писательской Совести, а сама бросила Родину

Скажу про себя

Екатерина МАРКОВА

Меня, наверное, могут упрекнуть в том, что я решила поднять тему русской писательской Совести, а сама бросила Родину (хотя я уезжала за границу по производственной необходимости кооперативного издательства «Товарищество советских писателей», генеральным директором которого я была). Но в своё оправдание я скажу, что моё «потерянное поколение» 80-х оставляло Родину после Чёрного Октября 1993 года, когда президент Ельцин с чудовищным позором на весь мир – под заранее специально расставленными на крышах телекамерами американского телеконцерна CNN, транслировавшего на Запад «русскую забаву», расстрелял свой собственный парламент. Мы были выдавлены за границу, как белая эмиграция после Октября 1917. Единственно, что вынуждали нас покинуть Родину не прямыми политическими репрессиями, а экономическими. Дефолт, организованный режимом Ельцина, например, разорил всё издательскую деятельность в России, в том числе и моё процветавшее в «перестройку» кооперативное издательство «Товарищество советских писателей» – мне надо было успеть спасти хоть какие-то средства, чтобы совсем не пойти по миру.

Поэтому я не расцениваю свою жизнь за границей как предательство. Тургенев и Достоевский тоже подолгу жили за границей и именно за границей написали свои лучшие произведения о русской жизни. Я даже не ссылаюсь на то, что Тургенев в интересах Родины умело выполнял задачи русской стратегической разведки в Париже. Я лишь напоминаю, что Бунин и Шмелёв, Рахманинов и Шаляпин, как перелётные птицы, были вынуждены «петь» свои соловьиные песни за границей.

«Наши и «Не наши»

Во-первых, я поняла, что моему «потерянному поколению» не пристало раскаиваться в том, что мы поддержали горбачёвцев-«шестидесятников». Дай мне шанс начать сначала, я поступила бы точно также.

Я с юности не принимала марксизм и дерзко бегала ко Льву Николаевичу Гумилёву на его диссидентский «инакомыслящий» исторический кружок, где марксистскому историческому материализму Гумилёв противопоставлял свою теорию пассионарности. Сейчас по всему миру теория пассионарности Гумилёва победно вытеснила вульгарный исторический материализм. Но в советское время посещать отсидевшего два срока в советских концлагерях Гумилёва было страшно опасно – я бежала с кружка Гумилёва в Новогирееве (у его жены-художницы была квартира рядом со станцией метро), а сзади непременно увязывался филёр КГБ.

Лев Гумилёв

Повторю: я с юности духовно ориентировалась на советских оттепельных «шестидесятников». «Шестидесятников» сейчас стало модным поносить. Мол, это они, беря реванш за неудавшуюся «оттепель», протащили на партийно-государственный престол «Мишку меченого». С которым многие из лидеров «шестидесятников» вместе учились в старом жёлтом здании МГУ, что напротив Манежа. И самое главное обвинение – вместе дружили с учившимся в МГУ одним из будущих закопёрщиков антисоветской «пражской весны» Зденеком Млынаржем. С которым Горбачёв продолжал тайно переписываться, даже когда Млынарж уже бежал из Чехословакии в антисоветскую эмиграцию и повязал себя на ЦРУ.

Я в юности, ещё учась в престижном ГИТИСе, уже искала, к какой негласной группировке внутри творческой элиты мне, чувашке по национальности, лучше примкнуть, чтобы духовно найти себя. Да и – не буду кривить душой – сделать карьеру – я всегда была активной комсомолкой! Внутри компартии тогда были две группировки. Одна ощущала себя наследниками Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева и прочих пламенных революционеров. Другая олицетворяла русскую партию. Я перезнакомилась со многими видными «шестидесятниками» из обеих негласных группировок. Скажу сразу, что все они по-своему были патриотами.

Да, кто-то из них выступал как «западник». А сердцу другого были гораздо ближе русские почвенники – «славянофилы». Но я хочу настойчиво подчеркнуть, что в объединённой русской культуре это были всегда две стороны одной медали. Все писатели «шестидесятники» были искренними патриотами Советского Союза. Даже в самых своих крайностях – от Валентина Оскоцкого до Вадима Кожинова, от Бенедикта Сарнова до Александра Байгушева. Эти писатели занимались не столько творчеством, сколько закулисной политикой!

Кстати, Байгушев – постоянный автор «Литературной России» со дня её основания – именно её считал самой почвенной, самой близкой к русской провинции, а потому самой русской газетой; и думаю, не без основания. В «оттепель» совсем молодой Байгушев сменил старого писателя-сталиниста Илью Эренбурга на посту консультанта-помощника главного советского идеолога, «серого кардинала» в Политбюро Михаила Суслова на закрытой линии «красная паутина». И потому имел возможность печататься в любой газете и выдавал иногда программные статьи в «Комсомольской правде» у своего друга – зятя Хрущёва Аджубея или потом в «Литературной газете» у близкого к Брежневу Чаковского. Но с одобрения своего шефа Суслова Байгушев выбирал именно «Литературную Россию» – обычно в ней Суслов предпочитал предварительно опробовать партийные установки. Посмотреть, как их примет опора державы – коренная русская провинция.

Все «шестидесятники» одинаково проклинали сталинский режим

Подчеркну: при всех крайностях, расколовших «шестидесятников» на две группировки – западников и почвенников, все они однако одинаково ненавидели сталинский режим. Правда, в кулуарах употреблялись другие, более эпатажные термины типа «Иудейская партия внутри КПСС» и «Русская партия внутри КПСС». Вполне русские люди демонстративно говорили: «КГБ и Старая площадь ведут непрестанную борьбу с международным сионизмом. Так вот провозгласим негласную «Иудейскую партию внутри КПСС» во главе с абсолютно русским по крови Егором Яковлевым и журналом «Новый мир» во главе с тоже абсолютно русским по крови поэтом Твардовским». Позже сумасшедшие борзописцы-антисемиты утверждали, будто негласные литературные группировки делились по генетической родословной, по крови. Но это бред. Чистоту крови никто не определял, в обе группировки принимали не по крови, а по духу. А особо предприимчивые и бесстыдные вроде Станислава Куняева успешно перебегали из одной группировки в другую, когда им казалось, что своя группировка им чего-то не додала. Куняев сначала держался за поэта Слуцкого, который и вывел его в люди, а потом перебежал в другой лагерь.

Все оттепельные «шестидесятники» лицемерно спекулировали на якобы «возвращении к ленинским нормам» (в душе ненавидя Ленина ещё больше, чем Сталина!). И – мечтали вместо советского «казарменного социализма» построить «социализм с человеческим лицом». Как в передовых социал-демократических странах на Западе, Австрии, Швеции, Швейцарии, Норвегии. И это они совместно, дружно (подчёркиваю эту сразу!), навалившись именно с двух сторон и взяв «советскую казарму» в клещи, начали «перестройку».

Моё поколение «восьмидесятников» активно подержало воспитанного хрущёвской «оттепелью» «шестидесятника» Горбачёва. И мы добилось демократии и гласности. Но «перестарались» с разрушением социализма.

Мы сообща боролись против марксистской «тряхомудии»

А, во-вторых, я осознала только уже в эмиграции, что наша главная ошибка была том, что мы не сумели оценить советские социальные и научные достижения (а они признаны во всём мире!). Мы очернили, замазали грязью даже «брежневский период», хотя по оценкам не только профессиональных политологов, но всех общественных опросов, всё население страны ностальгически вспоминает брежневскую эпоху, как самую лучшую эпоху за всю историю советской власти. Без ленинской, сталинской и хрущёвской охоты за ведьмами. Хрущёв затравил великого поэта Бориса Пастернака только за то, что тот написал православный по своему духу роман «Доктор Живаго» и приложил «Стихи к роману»! А вот при Брежневе уже не было массовых политических репрессий. Была провозглашена «разрядка» в международных отношениях (внешнеполитическая доктрина «Разрядки» до сих пор во всём мире носит имя Брежнева). Первым же Решением Политбюро с приходом Брежнева было организовано Всероссийское Добровольное общество охраны памятником истории и культуры (поистине массовый ВООПИК, под крышей которого широко развернулась сеть знаменитых «русских клубов»). Был взят курс на постепенное, осторожное, но возвращение в Православие от принципиально богоборческого, то есть, в сущности, сатанинского марксизма.

В залётный с Запада марксизм после Великой Отечественной войны (знаю это от своего отца фронтовика, Народного артиста СССР, солиста и режиссёра-постановщика Большого театра Бориса Маркова) никто из коренных русских уже искренне не верил. Марксизм сохранялся как чисто внешний государственный и партийный ритуал. Но уже сам Сталин после войны оставил секретное завещание своим преемникам: «Реформы неизбежны, но в своё время. И это должны быть реформы органические, опирающиеся на традиции русского народа при постепенном восстановлении Православного самосознания. Очень скоро войны за территории сменят войны «холодные»». Я цитирую сталинское завещание по закрытому пособию для работников спецслужб – «Личная секретная служба Сталина (стратегическая разведка и контрразведка)». Это сборник документов», изданный в 2004 году московским издательством «Сварогъ» (стр. 416).

Да, был короткий всплеск неистового богоборчества после скандального разоблачения культа личности Сталина Хрущёвым и шараханья его в космополитический троцкизм. Но это очумелое богоборчество стоило поста самому «Кузькиной Матери», как прозвали в народе Хрущёва. В 1964 году «Русская партия внутри КПСС» осуществила партийно-государственным переворот и поставила на место космополита Хрущёва своего ставленника-националиста Л.И. Брежнева. И на своей личной на даче в Заречье в своём близком окружении даже Генеральный секретарь КПСС Брежнев иначе не называл марксизм как «тряхомудией». Ссылаюсь на широко перепечатанные по всему миру мемуары А.Н. Яковлева «Сумерки» и мемуары А.И. Байгушева «Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает».

Восстановление храмов под флагом восстановления памятников древности, и массовые туристические экскурсии к памятникам русской старины были при Брежневе характерным знаком времени.

Живи сам и дай жить другим!

Теперь в России вроде ветер переменился по отношению к «дорогому Леониду Ильичу». Недавно ушедший от нас писатель историк Сергей Семанов (а он, напомню, был постоянным автором «Литературной России») успел выпустить чуть ли ни с десяток переизданий его ставшей мировым бестселлером монографии о Брежневе. У «дорогого Леонида Ильича» был любимый жизненный лозунг «Живи сам и дай жить другим». Кстати, именно так и назвал Александр Байгушев своё обстоятельное предисловие к монографии Семанова, в издании 2007 года даже прямо подписанное «Координатор Личной разведки и контрразведки Генерального секретаря КПСС Л.И. Брежнева» (стр. 23). До этого, пока Брежнева в «перестройку» только хаяли, Байгушев свой тайный пост, до которого дослужился при Брежневе, старательно скрывал. Хотя все, кому надо, его открытую дружбу с дочерью Брежнева замечали и выводы делали. Александр Иннокентьевич и Галина Леонидовна рядышком работали в АПН – он специальным корреспондентом (а это была особая кадровая номенклатура ЦК КПСС), а она редактором. И они в обеденный перерыв часто открыто прогуливались по центральной улице Горького (теперь Тверской). А порой и открыто заглядывали в Новодевичий монастырь к митрополиту Питириму, главному редактору «Журнала Московской Патриархии», с которым затем гуляли по двору знаменитого исторического монастыря, оживлённо беседуя на глазах разинувших рот толп экскурсантов. Шептались, что Байгушев и Галина Брежнева тайно возят Питирима в автомобиле с тёмными стёклами на дачу советского лидера в Заречье, где митрополит Питирим исповедует Генсека КПСС. Кто верил в это, кто не верил – но дух брежневской эпохи был именно таким.

Если верить пресс-секретарю Президента Путина Пескову, то теперь взят курс на брежневизацию нынешнего путинского режима. Один за другим выходят сериалы про Брежнева и даже про Галю Брежневу. Но дай Бог, чтобы Путин действительно реализовал девиз Брежнева «Живи сам и дай жить другим!».

Раиса Максимовна Горбачёва была светлым человеком

Зато теперь стало модно пинать ногами уже Горбачёва. Особенно модно сейчас мазать грязью успешную студентку-отличницу философского факультета МГУ Раису Максимовну Титаренко из провинциального городка Рубцовска Западно-Сибирского края. Выйдя в МГУ за красивого, но якобы совершенно пустого болтуна студента-юриста Мишу Горбачёву, она якобы стала, как дьяволица, за спиной Горбачёва и подняла чистого болтуна, ставропольского провинциала в Первые секретари обкома, а затем в Политбюро и Генеральные секретари КПСС через своих университетских друзей «шестидесятников», с которыми она подружилась в МГУ. В частности, через Александра Байгушева, возглавлявшего особо секретную Личную стратегическую разведку и контрразведку Генерального секретаря ЦК КПСС. В своём большом интервью для «Литературной газеты» (2006, №№ 1–2) Байгушев задним числом попытался выгородить Раису Титаренко. Он рассказал, как Раиса Максимовна приезжала во Всероссийский фонд культуры, который она патронировала. Председателем фонда в «перестройку» был писатель Пётр Проскурин, к которому Раиса была явно не равнодушна, а Председателем Контрольно-ревизионной комиссии фонда был друг Проскурина Александр Байгушев, которого Раиса Титаренко близко знала ещё с МГУ.

Я была в тот период генеральным директором издательского кооператива «Товарищество советских писателей», который был создан под эгидой Союза писателей СССР. Но приютил нас под свою крышу именно Всероссийский фонд Культуры, и, признаюсь, это я организовала на средства кооператива шикарную фирменную водку и закуски, когда Раиса Максимовна с Проскуриным и Байгушевым в очередной раз уединились попировать. Время было нищенское. Блатные кооперативы, созданные советскими директорами при своих предприятиях, бесконтрольно обналичивали безналичные средства государственных заводов и практически массово разворовали их. Финансовая система страны из-за столь грубой, детской ошибки при использовании бездарными «рыночниками»-экономистами, вроде Гайдара и Чубайса, якобы методов старого НЭПА полностью рухнула. Раиса Максимовна жаловалась, что даже в Кремле не достать хорошей, не палёной водки и красной рыбы и икорки. Я, конечно, подсуетилась – Раиса Максимовна помогла мне зарегистрировать наш кооператив одним из первых в стране и на самых льготных условиях.

И вот когда Раиса Максимовна, Проскурин и Байгушев хорошенько выпили (а у нас русских тут сразу начинаются разговоры по душам), то Раиса плача стала жаловаться на «хромого беса» А.Н. Яковлева. Про которого Председатель КГБ СССР Крючков уже секретно доложил Горбачёву, что Яковлев был повязан ЦРУ ещё давным-давно при своей годичной стажировке во времена Хрущёва в Колумбийском университете под Ню-Йорком. Но, мол, Мише не на что содержать кремлёвскую администрацию – бюджет пуст. И вот её доверчивый Миша отстранил члена Политбюро Яковлева от допуска чтения к документам, составляющим государственную тайну, но сохранил Яковлева в Политбюро и на идеологии, Потому что «хромой бес» пообещал Мише организовать у США для перестройки в СССР большой заём.

Так вот, я тоже кое-что слышала из таких излияний Раисы Максимовны и хочу подчеркнуть, что она действительно уговаривала Проскурина занять место министра культуры и члена Политбюро, чтобы оттеснить Яковлева. А Байгушева она умоляла тряхнуть стариной и возглавить сдуру, по коварному совету Яковлева, чтобы, мол, показать себя «демократом, ликвидированную Горбачёвым полагавшуюся ему особо секретную Личную разведку и контрразведку Генерального секретаря КПСС.

– Моего Мишу все обманывают, все врут, надули с выводом армии из ГДР, практически не заплатив ни копейки. Крутят-тянут с большим займом от международных банков. На какие шиши Мише спасать перестройку?! – плакалась Раиса.

И я Раису Максимовну очень понимаю – в нашем жестоком мире всё решают деньги. Любые самые прекрасные идеалы нуждаются в их финансовом подкреплении. А «рыночники», вроде Гайдара и Чубайса, умели только красиво болтать.

На мой взгляд, не хорошо повела себе по отношению к Горбачёву и так называемая негласная «Русская партия внутри КПСС». Скажу прямо: я была в весьма доверенных отношениях с писателями Проскуриным и Байгушевым (без их прикрытия мой бы издательский кооператив быстро прогорел!). Но я до сих пор искренне не понимаю, почему они подло увильнули и не поддержали Горбачёва и Раису Максимовну, когда те пыталась спасти «перестройку». Да, я допускаю, что они знали о готовившемся Горбачёвым лукавом ГКЧП. Но так называемая «Русская партия внутри КПСС» опрометчиво захотела в ходе чисто карнавального развёртывания спектакля по имени ГКЧП переиграть Горбачёва – выкинуть его и продвинуть, как им казалось, больше подходящего на роль диктатора Ельцина.

Байгушев сам в своих мемуарах признался, что вместе с Фёдором Шахмагоновым (бывшим официальным литературным секретарём члена ЦК КПСС М.А. Шолохова, которого «русская партия внутри КПСС» до самой его смерти считала своим лидером) заговорщически тайно встречался с Ельциным за сценой в ЦДЛ и даже назвал точные даты. Больше того, Байгушев сам признался в своих мемуарах, что остановил Александра Баркашова, когда тот хотел, – раз «Альфа» преступно не арестовывала Ельцина, окопавшемся во время ГКЧП в Белом Доме, сам арестовать Ельцина. У Баркашова в «Русском Национальном Единстве» были опытные ребята-афганцы. Им бы в том момент арестовать «взбунтовавшегося» Ельцина не составило труда. Но у «русской партии» были другие планы.

Международная организация «Славянский собор», созданная усилиями «Русского ордена внутри КПСС», на тот момент, в 1991 году, официально объединяла 187 разных крупных и мелких патриотических и националистических партий и движений Восточной Европы и будущего СНГ. От Зюганова до Баркашова. Заседания штаба «Славянского Собора» проходили на Малой Лубянке в помещении журнала «Театральная жизнь». По просьбе сопредседателя «славянского Собора» Байгушева мой кооператив «Товарищество советских писателей» специально арендовал для «Славянского Собора» помещение именно на Малой Лубянке – напротив электронного центра КГБ. Оттуда удобнее было прослушивать нужные разговоры – у международного «Славянского Собора» была своя хорошо оснащённая электроникой служба безопасности. Готовясь к ГКЧП, заговорщики, естественно, подумали, как перестраховаться от возможной «двойной игры» председателя КГБ СССР Крючкова. Но от предательства Крючкова они перестраховались. А сами-то исподтишка двигали Ельцина на смену Горбачёву. Разве это не подлость?!

Ну и что все получили после Чёрного Октября?

Васильки-сорняки среди пшеницы

«Литературную Россию» (а это, на мой взгляд, сегодня одна из немногих оставшихся относительно честными, «надпартийными» газет!) я всегда начинаю читать со статей её главного редактора. Они самые принципиальные и храбрые, а главное, раскрывают много закрытой информации. Например, я жадно читала статьи Вячеслава Огрызко из цикла «У нас была великая литература». Я считаю этот цикл его статей принципиально важным, так как Огрызко выступил в тот страшный момент, когда советскую литературу было модно огульно оплёвывать, смешивать с грязью. Но Огрызко сумел отделить пшеницу от плевел, золотые зёрна от сорняков, подсыпанных в писательское сообщество грязным ветром по имени «большевизм». И это подвиг, на который, как на монашеский подвиг в миру, кто-то должен был пойти, чтобы вернуть литературному сообществу в России его доброе имя.

Валерий Ганичев

Сама бывшая советская писательница-лауреат, не вылезавшая из престижных литературных салонов, я очень многое знала про грязную подноготную союза писателей. Но Огрызко на многое заново открыл глаза даже мне. И я думаю, что этот критик совершил принципиальный прорыв в исследовании советской литературы. Огрызко сумел показать, что русская писательская Совесть умела прорастать через сорняки и даже по мере сил глушить их. Какими бы васильками Юрий Верченко или Валерий Ганичев себя не выставляли перед здоровым совестливым писательским активом, но они всегда оставались сорняками-прихлебателями. И таких «васильков», как Верченко и Ганичев, в аппарат союза писателей было внедрено немало.

Чтобы реабилитировать в России писательское сообщество как сообщество певцов русской Совести нужно было содрать искусственную кожу с живого тела писательского союза, и серьёзный, отвечающий за каждое своё слово литературовед и одновременно острый литературный критик Вячеслав Огрызко проделал буквально сизифов исследовательский труд, роясь в рассекреченных архивах. Как результат Огрызко наглядно раскрыл, в каких тяжких муках рождалась великая советская литература, пробивавшаяся, как зелёные ростки через асфальт, через марксистскую безбожную цензуру и через жуткие склоки между литературными группировками в Союзе писателей СССР. Великая советская литература поднялась вопреки примазавшимся к богатому писательскому пирогу (союз писателей в советское время получал щедрые государственные дотации) бездарным графоманам – из среды прихлебателей и партийных функционеров, вроде Ставского, Верченко или Ганичева.

Выворачивая наизнанку подноготную советской литературной жизни, Вячеслав Огрызко всегда строго документален. Причём, если он приводит компрометирующие лицо писателя рассекреченные документы, то приводит их полностью – без купюр. В таких случаях отмазаться, сославшись на то, что критик что-то «передёрнул», искусственно вырвал цитату из контекста, невозможно. Да, это делает статьи Огрызко несколько растянутыми, но зато всё как на тщательном судебном следствии (как мы знаем, обычно ради уяснения истинны растягивающемся на много часов – это только сталинские «тройки» судили наскоро, за полчаса, навешивали ярлыков, делали вывод «враг народа» и сразу расстреливали, чтобы концы в воду). Вячеслав Огрызко, к его чести, никогда ярлыков не навешивает. Если в каких-то грехах кого-то и обвиняет, то обвинения эти всегда абсолютно объективны и добросовестны. Больше того, Вячеслав Огрызко всегда столь же подробно приводит и доводы защиты – позицию другой стороны.

Я думаю, что именно цикл статей Вячеслава Огрызко «У нас была великая литература» подготовил общественное мнение к тому, что пора возродить единое писательское сообщество под общим флагом Совести.

Обманчивый карбункул Валентина Распутина

и сияющий его отражённым светом «василёк» Ганичев

Кто сейчас «олигархической казарме» противостоит? Про раздутого не без лукавой помощи либеральной и западной критики Валентина Григорьевича Распутина, который всегда был щитом ловкого партийного функционера Ганичева, я не говорю. Эта трагическая фигура заслуживает отдельного и долгого разговора. На Западе, особенно в Германии, литературоведы-русисты давно обратили внимание, что с ним всё далеко не так просто. Валентин Распутин всегда умел снимать пенки с молока, в изобилии получая премии при всех режимах и даже войдя в Президентский совет к разрушителю советской сверхдержавы Горбачёву. В интервью литературному критику Владимиру Бондаренко Валентин Распутин потом лукаво каялся: «Моё хождение во власть ничем не кончилось. Оно было совершенно напрасным. Со стыдом вспоминаю, зачем я туда пошёл. Моё предчувствие меня обмануло. Мне казалось, что впереди ещё годы борьбы, а оказалось, что до распада остались какие-то месяцы. Я был как бы бесплатным приложением, которому и говорить-то не давали». Но так уж и не давали?! Напомню, что летом 1989 года на Первом съезде народных депутатов СССР Валентин Распутин впервые высказал предложение о выходе России из СССР. Впоследствии Распутин оправдывался, что в его принципиальном, не случайно транслировавшемся по указанию «хромого беса» (А.Н.Яковлева) в прямом эфире на всю страну программном выступлении был другой смысл. Он вещал: «Имеющий уши услышал не призыв к России хлопнуть союзной дверью, а предостережение не делать с одури или сослепу, что одно и то же, из русского народа козла отпущения». Но Валентин Распутин давно прекрасно научился у опекавшего его Валерия Ганичева задним числом делать хорошую мину при подлой игре.

Распутин всегда, как Ганичев, как сейчас Жириновский, громко бил себя в грудь, что он «очень русский». А посмотрите не на его лобовую публицистику, а на его художественную прозу, где подсознание писателя само проявляется. Валентин Распутин в своей прозе выглядит той ещё штучкой.

Не случайно из всей нашей знаменитой «деревенской прозы» именно Валентина Распутина охотно переводят на Западе. Он не создал русского эпоса, как Василий Белов с его соперничающим с «Тихим Доном» великим русским эпосом «Кануны». И как Виктор Астафьев с претендовавшим на Нобелевскую премию великим русским эпосом «Прокляты и убиты» – книгой, совершенной не понятой дремучей «русской критикой», сгруппировавшейся вокруг «конформиста» Ганичева.

Распутин всегда претендовал, оттеснив Шолохова и сменившего его на лидерстве в подпольном «Русском ордене внутри КПСС» Сергея Семанова, стать лидером расплывчатой, как не затвердевший студень, так называемой литературной русской партии. Но Распутин никогда не умел и не мог мыслить стратегически, глобально, эпически. Его хватало только на прекрасно рефлектирующие, но мелкотемные лирические повести в стиле бытовой «городской прозы» Юрия Трифонова, но на деревенские темы. В которых, в числе прочего, он страшно соболезновал дезертиру-предателю. Он сочинил великолепную панихиду по Руси Уходящей. Но именно панихиду как о Руси скончавшейся. Да и кто его вывел в люди? Нет, не Шолохов, а Трифонов. Трифонов писал прекрасные бытовые повести, особенно из жизни городской интеллигенции. Не будем закрывать глаза – Трифонов всегда с тоской глядел Запад. И – представьте – почему-то именно Трифонов, увидев в Распутине своего по духу, устроил Распутину возможность печататься на Западе и даже лично написал предисловие. Распутин всегда умел снимать пенки с молока. Он вечно скулил, но был щедро обласкан – куплен с потрохами при любой власти. Как и сейчас при нынешней.

***

Распутин оказался щитом для ловкого комсомольского и партийного функционера Ганичева. Напомню биографию Ганичева. Ганичев, как Коротич, с Украины. Сделал свою жизненную ставку на комсомольской карьере. Перебивался лет десять на мелких комсомольских должностях на Украине. И максимум чего добился – что его сплавили в Москву, где сначала ему дали хлебное местечко в аппарате ЦК комсомола, а потом перевели в журнал «Молодая гвардия». Но Ганичев абсолютно не журналист, он двух слов не может грамотно связать, и в журнале не знали, как от этой обузы избавиться. А тут вдруг освободился административный пост директора издательства – вот Ганичева сдуру и сунули на этот пост. Вроде, мол, «наш», прошёл обкатку в почвенном русском журнале. Но полученное на Украине в Киевском университете, – при всём к этому университету уважении, – это всё-таки не великолепное образование, полученное в университетах с мировым именем. В прославленных Санкт-Петербургском или Московском университетах. Ганичев стал заваливать издательство

Как историк Семанов работал на «хозяйственника» Ганичева

Но тут Ганичеву, как манна небесная, подвернулся историк Семанов. Ганичев выбил Семанову из фонда комсомола квартиру в Москве и переманил замечательного историка-архивиста Семанова с крупного, особо доверенного поста секретной «партийной разведки». С поста заведующего особо секретным архивом Революции в Ленинграде. В этом архиве тщательно под тремя грифами секретности скрывались документы, раскрывающие скрываемую от русского народа правду о вероломном свержении русского православного государя и безбожном марксистском, в сущности, сатанинском Октябрьском перевороте 1917 года.

Ганичев сумел переманить Семанова в Москву на маленькую должность заведующего редакцией «Жизнь замечательных людей» в комсомольском издательстве. Все считали, что историк сломал себе карьеру. Однако не место красит человека, а человек место. Серия «ЖЗЛ» при Семанове сразу приобрела второе дыхание. Во всех кабинетах крупных партийных и государственных начальников на самом видном месте, оттесняя полные собрания сочинений Маркса и Ленина (обязательную номенклатуру для советских важных кабинетов), как особая гордость, встали витрины с книгами «ЖЗЛ». И серый директор издательства «Молодая гвардия» Ганичев начал собирать за эту серию себе на грудь ордена и медали, его даже на короткий срок выдвинули в главные редактора центрального органа ВЛКСМ «Комсомольская правда». Где он, впрочем, поразительно быстро провалился.

Ганичев не выдержал испытания большой властью и позорно сбежал, подав заявление по собственному желанию при первых же возникших трудностях. Ганичева выгнали из высшей кадровой «номенклатуры ЦК КПСС. Но он сумел выпросить у Суслова «Роман-газету». «Роман-газета» была изданием, не требовавшим ответственности от её главного редактора. Это издание лишь дёшево тиражировали на газетной бумаге уже опубликованные, апробированные вещи. Но зато читатель мог купить их буквально за копейки. Благодаря массовым тиражам «Роман-газета» была весьма доходным изданием. И Ганичев выписывал громадные гонорары своим дружкам и себя не забывал. Конечно, для Ганичева это оказалось выгоднее, чем возглавлять центральный орган ЦК ВЛКСМ и формировать идеологию молодёжи, где можно столько шишек на лоб получить, а Ганичев всегда предпочитал, как царские бояре, устраиваться «на кормление»

Но Семанов почему-то наивно продолжал верить, что он манипулирует Ганичевым. И Семанов настоял на решении ушедшей в подполье при Ельцине негласной «Русской партии» внутри КПСС» на временном выдвижении Ганичева, как удобной фигуры «прикрытия». Для прикрытия политической деятельности вступившего в прямой конфликт с «демократической» властью Союза писателей РФ. Выполнить поручение негласной «русской партии» было поручено Вячеславу Марченко и Александру Байгушеву.

Продолжение следует

Екатерина МАРКОВА