Солнечные зайчики
(Рассказ)
Рубрика в газете: Проза, № 2024 / 21, 07.06.2024, автор: Вячеслав ЗАСУХИН (г. Петрозаводск)
Скорый поезд с юга России торопился на Север. В купе мягкого вагона сидели двое: пожилой седой мужчина, который читал потрёпанную книжку, и похожий на студента-гуманитария длинноволосый юноша. Он вошёл в купе на остановке в Курске.
В окно, выскочив из объятий облака, выглянуло радостное солнце и по стенам купе забегали жизнерадостные зайчики. Студент, не отрывая взгляда от своего планшета, резко задвинул оконные шторки, ему явно не понравилась внезапная атака небесных гостей. Попутчик усмехнулся, положил книгу на столик, мимолётная улыбка воспоминания пробежала по губам.
– Я тоже с детства не люблю их, – слегка глуховатым, но довольно приятным голосом, проговорил он. – А хотите знать – почему? Рассказ будет совсем коротким, но, я думаю, он будет интересен для вас.
Длинноволосый поначалу что-то хмыкнул, не отрывая взгляда от экрана, и пожал узкими плечами. Но затем спохватился, видимо, у парня всё-таки присутствовало кое-какое воспитание:
– Простите великодушно. Я весь внимание.
– Хорошо. Сначала маленькое вступление, да. Во второй половине прошлого века вся страна смотрела польскую военную сказку «Четыре танкиста и собака». Но злые языки моментально переиначили название в «Три поляка, грузин и собака», хотя актёрский состав был великолепным… Как-то зимой, в большую комнату нашей квартиры, где главенствовал новенький телик «Рекорд» (по-моему, «312»), заглянул наш папа, бывший офицер-фронтовик, а ныне преподаватель в лесотехникуме. Посмотрев с минуту на подвиги бравых поляков, он громко крякнул, а потом, уходя прочь, махнул рукой и неожиданно произнёс непонятную мне тогда фразу:
– Первыми, случись что, нас предадут поляки.
Мы с братом опешили:
– Как же так, ведь вы, папа, воевали с фашистами вместе с ними?
Отец ничего не ответил и лишь, глубоко вздохнув, отправился на кухню собирать свои рыбацкие причиндалы на зимнюю рыбалку… Я, по правде говоря, не сильно задумался над странными словами отца, ведь тогда было далеко до прихода к власти злобного русофоба, усатого электромонтёра, который своей прозападной « Солидарностью» взбудоражил народную Польшу.
Юношу заинтересовал рассказ попутчика, и, забыв про свой планшет, он стал
слушать в оба уха.
– Тогда твои родители, парень, бегали в школу в пионерских галстуках и пол Европы жило при социализьме. А тут папины слова о предательстве братьев-славян. Бред, какой-то.
– А вам папа рассказывал про войну? – неожиданно спросил юноша.
Попутчик на мгновение задумался, пожевал губами, отрицательно мотнул головой:
– Нет. Сколько мы с братом, уже будучи взрослыми, ни пытались его расспросить о войне – ответ был один: «Бардака было много». И только мама единожды проговорилась, что папин «виллис» подорвался на мине и папа ослеп. Лишь в московской клинике известный врач-окулист вернул ему зрение.
– Да-а, – задумчиво протянул юноша, – так и мой папа пытался расспрашивать своего родителя, трижды раненного и дошедшего до Берлина. Дед отвечал коротко: «Всему нашему народу было трудно».
Оба замолчали, пока негромкий перестук вагонных колёс не нарушился речью попутчика:
– Сейчас, парень, ты поймёшь, почему я начал свой рассказ с поляков, н-да… После войны папа съездил за мамой и мной и привёз нас жить в Германию, где в Потсдаме родился мой младший брат. Жили мы в те послевоенные страшные годы так, как ныне живут весьма обеспеченные граждане. Нашу семью подполковника Советской армии поселили в двухэтажный коттедж (настоящие хозяева его сбежали на Запад) с автономным водяным отоплением, ванной и прочими прибамбасами европейской жизни, включая легковой автомобиль. В небольшом садике росли фруктовые деревья. Какие, не помню, но до сих пор ощущаю незабываемый аромат спелых абрикосов, которые я срывал из окна второго этажа. Но и это не суть дела, сейчас перехожу к солнечным зайчикам.
Рассказчик вновь умолк, по всей видимости, перебирал в памяти подробности далёкого детства.
– …На какой-то большой станции в наше плацкартное купе проводница привела высокого кудрявого капитана в фуражке с голубым околышком. В воинских званиях я разбирался хорошо и знал, какое звание обозначают четыре маленькие звёздочки на одном просвете погона. У моего папы было две большие звезды при двух просветах. Зато на кокарде золотились маленькие самолётные крылья, моя самая вожделенная мечта – иметь такие же на своей полувоенной фураньке.
Капитан мне сразу не понравился своими форсистыми чёрными усиками над верхней пухлой губой. И его нахальные глаза просто буравили мою красавицу-маму. Потом усач своим громким, сочным голосом в беседе стал произносить непонятные слова, от них мама краснела и отводила глаза в сторону. А мама у нас была красивой молодой женщиной, даже я, малолетка, замечал, как на неё заглядываются посторонние дядьки. Это мне очень не нравилось, – ха-ха! – тогда.
И я, решив прекратить словесное безобразие лётчика, достал свой пистолет, который стрелял маленькими деревянными стрелками с резиновой присоской на конце.
Юноша-попутчик расхохотался:
– Сразу видно, что растёт мамин защитник!
Пожилой рассказчик немного посмеялся и продолжил повествование:
– Конфликт вступил в решающую фазу в тот момент, когда я тщательно прицелился в лоб надоедливого болтуна. Но тут паровоз сильно дернул вагоны и я случайно спустил курок. Пуля-стрела пролетела рядом с ухом летчика и со смачным звуком, завибрировав, присосалась к стене купе.
– Однако, шутник ваш мальчуган! – скосив глаза на стрелу, довольно спокойно сказал тот. – А если бы она угодила мне в глаз? Я бы наверняка ослеп, и кто стал бы защищать Родину, летая на МИГах?
Мама, ни слова не говоря, отобрала у меня пистолет, кобуру со стрелами, убрав моё оружие в свой ридикюль.
Я, помнится, загрустил и попытался выпустить покаянную слезу, но тут в противостояние вмешался младший брат, который до этого носился по коридору вагона, услаждая слух пассажиров противным визгом трофейной губной гармошки. Он замер перед капитаном, сноровисто смастерил «козу» и ехидно заболтал языком, испуская при этом презрительное: «Ме-е е!» Взрослые переглянулись и рассмеялись, но мама не преминула сделать серьёзное внушение брату и, для усвоения урока, легонько шлепнула того по мягкому месту.
– Сделать козу! – удивлённо спросил юноша. – Что это за оскорбление руками?
– Действие совсем простое, – усмехнулся рассказчик. – Хотя «коза» вовсе не оскорбление, а скорее детская шалость. Тем самым выказывается сопернику полное пренебрежение. А делается «Коза» вот этак.
И он, смущаясь, показал немудрёную комбинацию из обеих рук.
– Да-а, были времена…
На следующее утро капитан глянул в окно, прочитал название проезжающей станции, радостно присвистнул:
– Последняя польская станция перед Союзом! До видзення, пани Польска! Не поминай лихом! А всё-таки Краков мне понравился больше Варшавы, подлинная жемчужина братского народа…
Вскоре мама попросила приглядеть за нами:
– Сами видите, какие сорванцы, вечно что-нибудь придумают, уму непостижимое.
– Не беспокойтесь, Мария Петровна, присмотрю.
– Я только схожу к проводнице и узнаю, где нам лучше сделать пересадку, ведь мы едем ко мне на родину в Тульскую область.
– Хорошо, хорошо, не беспокойтесь, всё будет в полном ажуре, матка боска, ченстоховска!
Мама не успела сделать и пары шагов, как неугомонный братец, по капитанским коленкам бесцеремонно пролез к окну, вытащил из кармана маминой жакетки любимую гармошку, которая надоела всему вагону, а потому была изъята и убрана подальше. В перерывах монотонного пиликания и безобразных фиоритур братец крикливо комментировал мелькающий за окном пейзаж. Сидящие на боковых сидениях две женщины в военной форме вначале много смеялись, а потом внезапно, будто что-то вспомнив, умолкли, м-да… Всё это время меня обуревали противоречивые мысли о моём неприглядном поведении. Наконец, я решился и подошёл к лётчику:
– Извините меня, пожалуйста, за выстрел из пистолета. Я больше не буду.
– Чего уж там, бывает, – засмеялся тот. – Я в детстве и не такое отчебучивал!
Как сейчас помню, тогда словно упал с плеч тяжеленный камень и я осмелел:
– Дяденька лётчик! Можно мне потрогать крылья на вашей фуражке?
Он подал мне свою фуражку:
– Да сколь угодно, боец!
От неё пахло крепким одеколоном. Крылья на кокарде были прекрасной, но далёкой мечтой! Мой папа служил в танковых войсках и фигурки танков на его погонах меня не прельщали вовсе. То ли дело волшебные крылья военных пилотов! Вот бы их мне на мою фураньку! С какой бы гордостью я бы носил её на голове. А так эту полувоенную фуражку я ненавидел, и маме пришлось доставать красочную тюбетейку. Дело осталось за малым – найти узбекский халат и – салам алейкум! – ака Юрка.
– Нравятся крылышки? – вдруг спросил капитан.
– Ага! – нервно воскликнул я. – Очень! Тогда бы я носил свою противную фураньку.
– Погодь! – капитан встал и спокойно снял с третьей полки свой небольшой чемоданчик, порылся в нём. – На, возьми на память от гвардии капитана лётчика-истребителя Михаила Трофимова.
Я вне себя от счастья принял бесценный дар и под завистливое сопение брата убрал в карман своих штанишек.
…Отчаянные женские крики начались с начала вагона и немедленно переметнулись в наше последнее перед тамбуром купе. Я, непонятно зачем, повернул глаза к окну, по которому вдруг с треском разбежались длинные морщинки. В следующее мгновение капитан одной рукой оторвал Витьку от окна, второй сгреб меня, и мы все вместе рухнули на дрожащий пол вагона. В разбитое окно ворвались прерывистые и тревожные гудки мчащегося паровоза. Задыхаясь под тяжестью капитанского тела, я кое-как повернул голову вбок и увидел множество круглых солнечных зайчиков, которых раньше не было на стенках и полу. Они жизнерадостно перемигивались и бегали друг за другом, словно играя в только им понятную игру.
В купе ворвалась растрёпанная и заплаканная мама. Сначала перестала плакать и вытащила меня из-под безмолвного капитана. Витька вылез сам и стоял, хныча, рядом с нижней полкой.
Тут с пола поднялись обе женщины и втроём перевернули офицера на спину. Все с ужасом увидели, как из чёрного пятна на виске молодого мужчины стекла тонкая алая струйка крови… Н-да… Гвардейский офицер погиб в мирное время, в мирном поезде, спасая двух незнакомых пацанов…
Рассказчик прикусил нижнюю губу и надолго умолк. Молчал и юноша, словно вслушивался в бодрый перестук вагонных колес.
– …М-да, вот так погиб лётчик, гвардии капитан, который страстно мечтал защищать Родину на новых реактивных самолётах. Кто расстреливал безоружный поезд – неизвестно. Может, местное население, недовольное советской «оккупацией», или бандеровцы, которые прятались в лесах западной Украины и Белоруссии. Кто знает, кто знает…
Из внутреннего кармана пиджака он достал маленький свёрток. Бережно развернул носовой платок, и юноша увидел золотистые крылышки – неувядаемую эмблему российских военных пилотов.
– Мой талисман, подаренный русским офицером, который собственной жизнью спас двух незнакомых мальчишек от смертельных «солнечных зайчиков».
Юноша отвернулся к окну и постарался незаметно вытереть выступившие слёзы…
Вячеслав Засухин родился в Тульской области, учился в Петрозаводском университете на истфаке, работал на Карельском телевидении, был членом Общества русских литераторов Санкт-Петербурга. Там же издал сборник рассказов.
Очень пронзительный рассказ. И что-то мне подсказывает, что это совсем не выдуманная история. Спасибо автору@