«Я» И ОТСУТСТВИЕ СМЕРТИ

№ 2007/20, 23.02.2015
"Я" И ОТСУТСТВИЕ СМЕРТИ

      
     О стихах Виталия Пуханова
 

      
     Сегодня принято говорить, что мы живём в эпоху постмодернизма. Этот термин очень хорошо определяет эпоху темпорально, формально, но при этом вырывает её из контекста всех предыдущих эпох, привязывая преимущественно к культурным и историческим реалиям только лишь Нового времени. Нам кажется, точнее было бы сказать, что наше время – это эпоха победившего материализма, основной приметой которой является предметность мышления. Главной особенностью эпохи является то, что в рамках предметного мышления реальностью оказывается только то, что может быть наглядно: видимо, прочувствованно и объяснимо. А главной особенностью реальности является то, что в ней не находится место смерти. Человек теряет отношение к смерти как к реальности, потому что её нельзя увидеть. Конечно, её можно помыслить: но зачем мыслить то, чего нельзя увидеть? Это – не укладывается у современного человека в голове. 
     В европейской культуре смерть традиционно мыслится одновременно и как момент перехода, и как пространство, существующее после этого перехода: одно (жизнь) – заканчивается, другое (смерть) – начинается. При этом жизнь как состояние – изменчива, а смерть как состояние – неизменна, вечна. На разных этапах европейской истории смерть мыслилась то со знаком «плюс», то со «знаком» минус, то вообще безотносительно к качественным оценкам, просто как данность. Но она всегда мыслилась. И момент осмысления конечности любых временных состояний, и наличие этой конечности определяли очень многое в человеческой жизни. Теперь ни осмысления рубежной роли смерти, ни самого рубежа больше нет. Смерть – отменена. 
     С отменой смерти человек теряет своё прошлое существование и будущее, и ничего не находит взамен. Отмена смерти – есть отмена временности, но одновременно и отмена вечности. Вместо временности и вечности – бесконечность, что-то такое, вне нас, внутри чего мы есть, но где мы нигде не начинаемся и нигде не заканчиваемся, и только наши наглядные впечатления могут сменять друг друга. Теряются смыслы, ориентиры, личность. И пока врачи и генетики борются за бессмертие и продление жизни, человек, чувствующий свою связь с предшествовавшей ему культурной традицией (русской, европейской, иудео-христианской) не только впадает в ужас, но и начинает борьбу за право быть собой. Борьбу за право иметь смерть; как переход и вечность. За надежду на то, что ему там найдётся место. А, может быть, благодаря его личной борьбе – найдётся место и другим, тем, кто об этом месте не думает и к нему не стремится, но его достоин. В русской поэзии чётче и внятней всех говорит об этом Виталий Пуханов. Поэтому его стихи представляют собой подлинное, важное культурное и духовное явление нашего времени. 
     


     Себя мы в детстве плохо повели. 
     Нас вывели из образного ряда, 
     Зашив карманы, выдавив угри. 
     По яблоку надкушенного взгляда – 
     Ногтем редактора, прививкой против тли, 
     В остывшем гении перемешав угли, – 
     Дипломы выдали и выгнали из сада. 
     Из детского, вишнёвого, пешком! 
     Пустеть в садах словесности российской, 
     Где мальчиком резвился босиком 
     И бабочек ловил, и василисков.


     Здесь не так важно, что словесность – российская, что ногтем – редактора. Стихи всегда имеют в себе много личного. И личного авторского, и личного – от времени и места. Авторское – горделивое, обидчивое, при желании можно вычитать из любых стихов. Эпохальное – вчитывается в стихи нашим общим недавним прошлым: развалом страны, нищетой девяностых, цинизмом и ханжеством последних десятилетий Советского Союза. Всё это есть в стихах Пуханова вообще, и в вышеприведённом – в частности. Равно же и в стихах любого современного поэта. В этом нет ни мистики, ни декаданса, ни нарочитой позы. Всё это есть в стихах, потому что – вокруг стихов есть только это, и нет ничего другого. В девятнадцатом веке писали стихи перьями на бумаге и не печатали на компьютере, а сегодня – печатают на компьютере и не пишут перьями, потому что тогда – не было компьютеров, а сегодня – нет перьев. 
     


     Рыдает над «Фаустом» Гёте 
     Районный механик Петров. 
     Гадают о нём на работе: 
     Он запил иль так, нездоров?


     Мы все это видели, знаем. Мы опознаём: да, это стихи нашего времени и нашего места. Всё это видит каждый, и в этой системе образов и, главное, порождённых ими ощущений – будет писать каждый. Но это – не главное. Главное то, какой тайный смысл стоит за всем этим наглядным и явным. И этот тайный смысл может увидеть и рассказать читателю только человек, обладающий даром тайновидения, подлинный поэт. Оказывается, за таким знакомым предметным и сиюминутным стоит следующее: 
     


     Нет смерти на земле. Но нет её и выше. 
     Цветами пахнет смерть. Звезда звезду не слышит. 
     В забвении каком я вспомнил – в эту ночь 
     Смерть кончилась, бессмертье началось. 
     Не приходи ко мне – нет больше состраданья. 
     Ни страха, ни мечты, ни жажды обладанья. 
     И, позабыв меня, не сможешь мне помочь: 
     Смерть кончилась. Бессмертье началось.


     Как гениально точно задано понятие «бессмертия»! Бессмертие сегодня – не христианское бессмертие, не состояние в вечности. Одним первым четверостишием – покончено со всеми предыдущими вершинами русских стихов, посвящённых ему. Бессмертие сегодня – это просто отсутствие смерти. Уже следствием из него – отчаяние, и в то же время начало борьбы за смерть, борьбы за право на вечность, жизненно важной борьбы. Смерть – уверенность, осязаемость, реальность. Поэтому в лирике Пуханова ей по смежности придаются атрибуты тяжёлых, крайних состояний человеческого духа: ужаса, страха, несчастья, боли, беды. Главное в них в этом контексте – не то, что они страшны, а то, что они осязаемы и честны. Doleo ergo sum. Через них – я чувствую свою причастность к вечности, свою родовую принадлежность. За это я буду бороться, как бы у меня не хотели этого отнять. Кто хочет отнять? Время? Дьявол? И первое, и второе – вместе... 
     В этом смысле симптоматично двоякое окончание «Плодов смоковницы» Пуханова. Сперва – нарочитое, развязное, наглое по форме, но очень глубокое по сути стихотворение, где автор, кажется, уподобляет себя Богу, унижая при этом всех тех, кто был до него: Иегову, Христа и, попутно так, Иова. 
     


     Как трудно вечер коротать 
     С женой, влюблённою в другого…


     Жена здесь, во-первых, символ кого-то самого близкого. А во-вторых, символ того, что самый близкий – не Бог. Автору всё равно. Кажется, Бог для него – такая же метафора, как и жена. 
     


     И перелистывать тетрадь 
     Многострадального Иова.


     Какая у Иова тетрадь? Это, у автора – тетрадь. Стихов. А у Иова – книга, и не просто книга, а книга из Библии. Опять глумление над Богом. Богу это, впрочем, всё равно. Потому что, как оказывается, он договаривается с Иовом, а до автора ему дела нет: 
     


     Со снятой кожею пророк 
     И милосердный Иегова 
     Договорятся. Выйдет прок: 
     Всё – ожидание Другого.


     Оказывается, как говорилось в известном анекдоте: здесь – сугубо еврейская драма. Автору в ней нет ни места, ни роли. Милосердие Иеговы – это как снег летом. Но дальше оказывается, что это – не единственная странность. Оказывается, что речь идёт совсем не об авторе, а о некоем Ты. Кто этот «Ты»? Мальчик из дома инвалидов?: 
     


     Ты дорожи своей бедой. 
     Она – надежда и пощада: 
     Лишь через тыщу лет Другой 
     Иова выведет из ада.


     Оказывается, Ты – не конкретно. Иов – и есть Ты. Ты – это я, и он, и мы – вместе. Ты – это каждый. Так понимает читатель. Тем временем в глубинах бездн, которые возникают повсюду вокруг, наступает последнее четверостишие: 
     


     В окрестных безднах тишина. 
     Постой у гноища нагого, 
     Пока пред зеркалом жена 
     Себя готовит для другого.


     Обратите внимание. Другой с большой буквы становится другим – с маленькой. Время – мельчает. Раньше – страсти, теперь – проблемы. Раньше – Христос и его Иерусалим, теперь – чужой похотливый мужик и своя жена, оказывающаяся вовсе не метафоричной, а вполне реальной, даже, наверное, красивой. Не женой автора – женой любого. Действующие лица меняются. Схема же остаётся, потому что другой схемы – нет. Также в известном стихотворении Пастернака Гамлет занимает место Христа. «Я люблю твой замысел упрямый…» Иова выведут из Ада. Выведут и любого тебя, потому что Иов, по логике стихотворения, – любой ты. 
     Но вокруг – бездны. И даже там, после вывода из Ада, мысль о жене, ушедшей к другому, тебя не оставит. И из этого порочного круга вырваться невозможно. Невозможно! Возможности нет, потому что нет ни конца, ни начала. Не на что опереться. Так заканчивает Виталий Пуханов. Не книгу – стихотворение. Книгу заканчивает – другим, утверждающим возможность выхода: 
     


     в море житейском я плыл, 
     собрался было тонуть, 
     но ощутил под ногой 
     смерти прибрежный песок.

 

Максим СТЕПАНОВ

 

РВАТЬ МЯСО ЖИЗНИ

№ 2007/20, 23.02.2015
РВАТЬ МЯСО ЖИЗНИ

      
     Итоги конкурса «Eurovizion-2007» 
      
     У меня, собственно, текст. Вернее, подстрочник стихов, исполненных неким Даниилом Бабичевым и любезнейше приведённых журналом «Антенна» за 14 – 20 мая 2007 года. Особенности оригинала сохранены: 
     


     Это путь грязных денег. Да. 
     Девчонки, идите против течения! 
     Слушай меня. Все мои подружки 
     готовы. 
     Мы легко это сделаем. 
     Я вижу, что ты пожираешь меня 
     глазами, 
     Но ты лучше остынь. 
     Мальчик, ты хочешь меня получить, 
     Потому что я для тебя горькое 
     лекарство. 
     Ты видишь, как я двигаюсь, 
     Моё платье и мою блестящую кожу. 
     Ведь ты знаешь, что у меня есть 
     Место, куда ты ещё не проникал. 
     Притормози, 
     Мальчик, ты же не хочешь 
     разочаровать меня, 
     Так что лучше остановись, слышишь! Эй! 
     Не называй меня своей зайкой, 
     Ты потратишь на меня все свои деньги, 
     Ты будешь моим! 
     Моя развратная задница крутится 
     для тебя. 
     Эй, милый, я легко сделаю это! 
     Я потрачу все твои деньги, дурачок! 
     Мои стервы-подружки рядом со мной, 
     Подойди и попытай удачу. 
     Моя развратная задница крутится 
     для тебя. 
     Берегись! Я дурачу тебя 
     И чувствую, что свободна. 
     Малыш, знаешь, во мне всё ещё 
     живёт секс-извращенка. 
     Я буду дразнить тебя, паршивец, 
     Так что не стесняйся. 
     Положи свою вишенку на моё пирожное 
     И попробуй мой вишнёвый пирожок. 
     Возможно, я возьму тебя к себе 
     сегодня вечером, 
     Возможно, ты покажешь мне 
     что-то новое 
     И найдёшь для меня причину остаться, 
     Но я должна тебе кое-что сказать: 
     Почувствуй мою вибрацию, 
     Почувствуй!


     Правда, чудно? Это не с порносайта, это текст песни, которую исполнила группа «Серебро», представлявшая Россию на «Евровидении» и занявшая там третье место. Засим я комкаю страничку журнала, кидаю её в урну и незамедлительно направляюсь мыть руки. 
     Что добавить? В этом «тексте» содержится всё то, за что я ненавижу «московскую культуру», диктующую свои нормативы всей стране. Не знаю точно, откуда это исходит, но мне кажется, от небольшого круга лиц, имена которых неплохо бы знать всем нам. Сам Д.Бабичев может быть кем угодно, но он, как говорили в старину, «рупор». Чего именно, можно наблюдать в общественном сортире. Из него это «прёт». Долгих лет жизни ему. А вот люди, которые транслируют эти штуковины, делают из них символы моей несчастной страны, это «да». Бывший министр Швыдкой, помнится, тоже весьма ратовал за «Тату», и вся королевская попсня тысячу раз повторила, что «этими девочками нужно гордиться». Я бы даже не назвал это подменой ценностей. Это их замена, причём настолько радикальная, что какая там, право, Эстония с её внезапно всплывшими неонацистскими замашками... 
     Исполнителей можно по-казацки высечь на площади по приезде в страну, закидать пакетиками с дерьмом, как закидывали эстонское посольство «нашисты», но – смысл? Если мы ещё интеллигенты, наследники чего-то огромного и не подлежащего эрозии, мы должны сказать по-другому: мерзость, навязываемая попсовиками оглоушенной, потерявшей надежду стране, должна выкорчёвываться из неё каждым нашим словом. Вместе с властью денег (тьмы), которая только такое и способна «производить». Вместе с «рыночным сознанием», которое так усердно воспитывал в гражданах покойный Первый Президент. Я не пляшу на его костях, он безумствовал добровольно и с одобрения оголодавших за годы эсэсэсэрщины масс, нахапавшихся сейчас до нефтегазовой тошноты. 
     «Автор»? Он скажет, что выполнял заказ/приказ, что он «стебался», что он постмодернист по крови и духу, что он просто пошутил. Но оскорбление-то уже нанесено... Ужели пора прибегать к извечно спасительному приёму порабощённых толерантностью и шептать, что к нам это не имеет никакого отношения, что законы шоу-бизнеса непреложны и не нам в них вторгаться со своей глупой рефлексией? Тэйк ит изи? Возможно. Однако мне отчего-то американизмы до сих пор не указуют истины. У меня она своя, заскорузлая, скрученная дубовым корнем. 
     Кстати, тексты еврогрупп, приведённые той же «Антенной», куда целомудренне, если это слово вообще к ним применимо. Торчит лишь какой-то «Колдун», взращённый Ф.Киркоровым. То же самое, что у «Серебра», только в мужской ипостаси, даже намечается некий интертекстуальный диалог. Понятно... источник-то один. Ещё у Ю.Коваля был в «Суер-Выере» остров Вна, по виду золото, но... с запашком. Ни один из героев не смог унести с собой ни грамма сокровища. Глаза резало. 
     Рассмотрим образ: поведенческим образцом уже не служит откровенная лесбиянка, страдающая от «гомофобии» бездушных окружающих (вот ведь выкопали проблему), о нет! – евровидческо-продюсерская эволюция представляет нам следующий шаг развития – пресыщенную старлетку, которую лет с двадцать назад назвали бы «мажорихой». Это (для меня лично) апокалиптическое существо, занятое, фактически, легальным проституированием в кругу себе подобных «мажоров». Наверняка это дети министров и крупных бизнесменов, которыми полнится в середине дня приманежный «пассаж». Они там, если вы не знали, ходят, кружат меж витрин. Рассматривают шмотьё. На улице их ждут шикарные спортивные авто, заботливо припаркованные служками в ожетоненных жилетах. Им день не день и ночь не ночь. Они не работают, числясь платными студентами самых престижных вузов, их дорога укатана на сто лет вперёд. У них есть деньги на всё – на отдых на островах, самостоятельный «проект» вроде вышепредставленного. Именно их наше идиотическое «государство» считает движущей силой, именно их суициидально-весёлой энергетикой нафаршированы «молодёжные» рекламы. Им, гламурно-казуальным мутантам, прожигающим тысячи заработанных хитрозадыми папашами долларов, пытается уморительно подражать провинция. Это они готовы устраивать шабаши рядом с Вечным огнём, называя каждого возмущённого их поросячьим визгом «завистником» и «шариковым». Мне не нужны их «грязные деньги». Мне ненавистны сами они, кем бы они ни были и чей бы банковский счёт ни проматывали. 
     «Вы этого достойны!» – один из самых страшных слоганов эпохи, по-моему. Младотатушка или младосеребрушка с пелёнок считает, что её должны обсыпать бриллиантами только за то, что она родилась, что её цель – выгодно попаразитировать на очередном подонке, высосать его дотла, «выгодно продать» ему своё срамное место. 
     Мне кажется, кто-то умелыми надгрызами разрывает нашему подрастающему населению мозг. Им говорят, что жизнь может быть легка, если удачно поставить и выиграть. Но даже мутный фонтан потребления иссякает: обобществлённой, внеличностной стерве из «Серебра» уже не в радость и золото. Она пришла рвать «мясо жизни». Уже не заготовка, продукт. Текст – её мысленный посыл, содержание замасленного взглядца через стойку или что у этих животных в ночном клубе стоит. Охотница за самцами, гордящаяся своим ухоженным крупом. Крутящейся задницей, намекающей на нетрадиционные склонности. 
     Она не говорит, у неё нет речи: она «вибрирует», мелко, как амёба, через которую пропустили ток.Вожделеющая жаба. И всех нас ненароком выдали за неё. 
     А вы что думаете? Весело вам?

Сергей АРУТЮНОВ

 

МИСТИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ ПОД МУЗЫКУ

№ 2007/20, 23.02.2015
МИСТИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ ПОД МУЗЫКУ

      
     В издательстве «РИПОЛ Классик» вышла книга с интригующим названием «Ударивший Бога». 
     Автор повести, молодой писатель, драматург Денис Захаров обратился к истории Вечного Странника – Бутадеуса, путь которого пересекается с жителями современной Москвы. 
     Интригующий сюжет приготовил для читателей множество сюрпризов!
 
      
      
     – Денис, вы сопровождали Пауло Коэльо в его путешествии по России в 2006 году, находились в окружении бразильского писателя, и после этого выходит ваша книга об Агасфере. Не стал ли Пауло прототипом главного персонажа? 
     
– Эти события никак не связаны друг с другом. Книга об Агасфере была задумана мною еще в 1997 году, когда я не был знаком ни с творчеством Коэльо, ни с ним лично. Поездка с Пауло по России, безусловно, дала многое. Впечатлений хватит на отдельную книгу, которую я потихоньку пишу. Агасфер (или Бутадеус), на мой взгляд, не имеет прототипа, потому что он и так существует… 
     – Хотите сказать, что Вечный Жид персонаж реальный? 
     
– Вполне вероятно! Я помню, как самые первые читатели звонили в некотором замешательстве, утверждая, что видели в толпе человека, похожего на Бутадеуса. У меня в Риме был случай, когда на улице я встретил мужчину, очень похожего на описанный в книге образ Вечного Жида. И даже сфотографировал его, но потом вся плёнка оказалась засвеченной. Вот как хотите понимайте это, но сам я считаю Вечного Странника персонажем вполне существующим. Потому и написал свою повесть «Ударивший Бога». Ведь в переводе с латыни Бутадеус, Агасфер, Вечный Жид означает ударивший Бога. 
     – Как вы сами определяете жанр, в котором работаете? 
     
– Я считаю, что у меня получился детектив с элементами мистики. Хотя у любителей детектива могут возникнуть вопросы о чистоте жанра… Можно назвать повесть «городской фантазией с элементами готики», на мой взгляд, это ничего не меняет. Современному читателю чистый жанр покажется скучным. Люди хотят удивляться, хотят, чтобы книги были как кино: яркие, эмоциональные, динамичные. Я постарался сделать свою повесть именно такой. 
     – Почему повесть, а не роман? 
     
– У вас есть время читать историю в 400 страниц, с подробными описаниями и отвлечением на мысли героев? Вы ведь и сами способны думать, представлять, чувствовать, фантазировать, и делать это, не выбиваясь из энергичного ритма современного мегаполиса. Так и я не утомляю людей тем, что они могут представить или додумать самостоятельно. Динамика сюжета не позволяет отвлекаться на детали. Одна моя читательница однажды чуть не опоздала на поезд. Она листала книгу в зале ожидания и, погружённая в сюжет, не услышала о начале посадки на свой рейс. Если бы не заботливый муж, так бы и сидела, погружённая в книгу. Роман – это роскошь для современного читателя, которому вечно некогда. Повесть – самый лаконичный жанр современности. 
     – Вы сами из литературной среды, расскажите о своих родителях. 
     
– Я рос под стук печатной машинки. Мой папа писатель, дружил с В.А. Мануйловым, академиком Д.С. Лихачёвым. Мама тоже литературный работник. Всю жизнь родители занимаются изучением творчества М.Ю. Лермонтова. Они, пожалуй, самые известные и крупные лермонтоведы в стране. Я ими очень горжусь! У меня была отличная «питательная» среда. Я рос среди доброты, любви и поэзии, среди полок с книгами, на берегу Чёрного моря. Ещё с юности я впитал в себя не только прелесть русской культуры, но и тепло южного солнца. Сейчас всё это отдаю людям через своё творчество! 
     – Вас поддерживают Егор Кончаловский, Татьяна Васильева, Нонна Гришаева… Как удалось получить расположение известных персон? 
     
– Я очень благодарен всем, кто уделил внимание моему творчеству до того, как текст появился в виде книги. 
      
     Как стало известно, к повести «Ударивший Бога» написан саундтрек, что для книжного рынка России явление не совсем обычное. Автором саундтрека выступил Dj Денис Разумный, известный своими ремиксами к песням Линды (Цепи и кольца, Боль), а также ремиксом на композицию «Ламбада» Светланы Светиковой, которая появится бонусом на её новом альбоме. Так что теперь читать повесть можно будет под музыку. А если вам захочется услышать индивидуальное предсказание от Бутадеуса – достаточно заглянуть на сайт книги www.uboga.ru. Там много интересного!

 

Владислав РАЗГОЕВ

МЕЖДУ СМУТОЙ И ВОСКРЕШЕНИЕМ

№ 2007/21, 23.02.2015
Тема русской смуты занимает в историческом наследии В.В. Кожинова особое место. Чтобы убедиться в этом, достаточно сказать, что примерно треть кожиновских работ в сфере истории посвящены событиям российской революции и крушения СССР, событиям, в которых черты смутного времени выразились со всею силой и остротой.

Русское слово в Белгороде

№ 2007/21, 23.02.2015
В Белгороде прошло мощное писательское мероприятие, посвящённое Году русского языка. Мы попросили рассказать о нём первого секретаря Союза писателей России Геннадия Иванова. – 2007 год ещё в январе был объявлен президентом России Годом русского языка, но вот уже почти полгода прошло, а каких-то значительных событий в этом смысле до сих пор не было. Союз писателей […]

СЛОВО О КЮННЮК УРАСТЫРОВЕ

№ 2007/21, 23.02.2015
Исполнилось сто лет со дня рождения якутского народного поэта, талантливого олонхосута, певца-импровизатора Владимира Михайловича Новикова-Кюннюк Урастырова.

БОЖИЙ ДАР С ЯИЧНИЦЕЙ

№ 2007/21, 23.02.2015
О новой книге Михаила Ардова «Всё к лучшему» Я отношусь к тем читателям, которые с жадностью набрасываются на любой текст, касающийся поэзии и личности Анны Ахматовой. Именно по этой причине я покупаю все книги, на обложке которых значится имя Михаила Ардова. Вдруг он ещё что-то интересное вспомнил.

Кто же вы, Константин Пензев?

№ 2007/21, 23.02.2015
– Константин, ваши книги «Русский царь Батый», «Великая Татария: история земли русской», «Хан Рюрик: начальная история Руси», вышедшие в издательстве «Алгоритм», сразу привлекли к себе внимание читателей, интересующихся историей. Расскажите нам, пожалуйста, о себе. – Биография моя самая обычная. Родился (20.01.1965) и вырос я в Приморском крае. Мой дед (по матери) Стефан Дмитриевич Пензев приехал […]

ПРИВЕТ ИЗ ЧЕВЕНГУРА!

№ 2007/21, 23.02.2015
Национальная идея: от недавнего прошлого к современности В середине 90-х годов на самом верху российской власти и в печати заговорили вдруг о российской Идее, которая должна была стать вектором дальнейшего развития страны, укрепить моральные основы общества. Однако в усталых душах советских людей, мгновенно ставших «бывшими», ещё дображивали прежние надежды на равенство и справедливость, им было не до Мечты.